Под широким полотняным зонтом на складном стульчике сидел приличного вида мужчина в темных очках; в руке он держал табличку с милой сердцу славянской вязью: "Императорское Палестинское общество. Проездные билеты и наставления для странников ко Гробу Господню".
Пелагия кинулась к нему, как к родному.
- Скажите, как бы мне попасть в Иерусалим?
- Можно по-разному, - степенно ответствовал представитель почтенного общества. - Можно железной дорогой, за три рубля пятьдесят копеек: всего четыре часа, и вы у врат Старого города. Сегодняшний поезд ушел, завтрашний отправляется в три пополудни. Можно восьмиместным дилижансом, за рубль семьдесят пять. Отправление завтра в полдень, в Святой Град прибудете ночью.
Паломница заколебалась. Путешествовать по Святой Земле в дилижансе? Или, того пуще, по железной дороге? Как-то это не правильно. Будто едешь в Казань или Самару, по хозяйственной надобности.
Ее взгляд упал на группу русских богомольцев, собравшихся на краю площади. Они постояли на коленях, целуя пыльную мостовую, потом двинулись вперед, широко отмахивая посохами. Однако на ноги поднялись не все. Два мужичка привязали к коленкам по большому лыковому лаптю и сноровисто зашуршали вверх по улице.
- Так и будут ползти все семьдесят верст до Иерусалима, - вздохнул представитель. - Какой вам билет, надумали?
- Наверное, на дилижанс, - неуверенно протянула Полина Андреевна, подумав, что вояж на локомотиве окончательно истребит благоговейное чувство, и без того изрядно подпорченное видом Яффского порта.
В этот миг ее дернули за юбку.
Обернувшись, она увидела смуглого человека довольно приятной наружности. Он был в длинной арабской рубашке, с широкого пояса которой свисала ярко начищенная цепочка часов. Туземец белозубо улыбнулся и шепнул:
- Зачем дилижанс? Нехорошо дилижанс. У меня хантур. Знаешь хантур? Такой карет, сверху шатер. Как султан Абдул-Хамид поедешь. Кони - ай-ай, какие кони. Арабские, знаешь? Где захочешь - встанем, смотреть будешь, молиться будешь. Все покажу, все расскажу. Пять рубль.
- Откуда вы знаете по-русски? - спросила Пелагия, почему-то тоже шепотом.
- Жена русская. Умная, красивая, как все русские. И я тоже русской веры. Зовут Салах.
- Разве Салах - христианское имя?
- Самое христианское.
В доказательство араб троеперстно перекрестился и пробормотал: "Отченашижеесинанебеси".
Это был чудесный знак! В первые же минуты по прибытии в Святую Землю встретить православного, да еще русскоговорящего палестинца! Сколько полезного можно будет от него узнать! И потом, путешествие в собственном экипаже, на хороших лошадях, это вам не линейный дилижанс.
- Едем! - воскликнула Полина Андреевна, хотя добрый штурман строго-настрого предупреждал ее: в Палестине не принято соглашаться с назначенной ценой, здесь положено из-за всего подолгу торговаться.
Но не рядиться же из-за лишнего рубля, когда едешь в Пресвятый Град Иерусалим?
- Завтра едем. - Салах подхватил чемодан будущей пассажирки, поманил рукой за собой. - Сегодня нельзя. До ночь не успеть, а ночь плохо, разбойники. Идем-идем, хорошее место ночевать будешь, у моя тетя. Один рубль, только один рубль. А утром как птичка летим. Арабские кони.
Пелагия едва поспевала за быстроногим проводником, который вел ее лабиринтом узких улочек, забиравшихся все выше в гору.
- Так ваша жена русская?
Салах кивнул:
- Наташа. Имя Маруся. Мы Ерусалим живем.
- Что? - удивилась она. - Так Наташа или Маруся?
- Моя Наташа звать Маруся, - загадочно ответил туземный человек, и на этом разговор прервался, потому что от подъема по горбатой улочке у паломницы перехватило дыхание.
"Хорошее место", куда проводник отвел Полину Андреевну, оказалось глинобитным домом, в котором постоялице отвели голую комнату без какой-либо обстановки. Салах распрощался, объяснив, что в доме нет мужчин, поэтому ему ночевать здесь нельзя - он заедет завтра утром. |