Изменить размер шрифта - +
Увидев Макса, Тереза вздрогнула.

Макс подошел и поцеловал ей руку в перчатке до локтя, слегка приподняв шляпу-панаму.

— Куда мы пойдем? — спросила девушка.

— Тут неподалеку есть кафе. Там и поужинаем.

— Я не голодна, но чашку кофе выпить можно. Понимаю, было бестактно с моей стороны вам звонить, но я оказалась в очень тяжелом положении. Как говорила моя мама, утопающий хватается за соломинку.

— Что случилось?

— Давайте в кафе поговорим. Может, удастся сесть за столик, чтобы нас больше никто не слышал. Меня вся Варшава знает, из-за сеансов, разумеется, и мою фотографию в газетах печатали. Но вообще-то не думаю, что меня кто-нибудь узнает. Как видите, у меня короткие волосы, и я надела шляпку с вуалью…

— Да, вы выглядите не так, как на сеансе. Старше. А вы хорошо говорите по-еврейски. Я думал, вы только польский знаете.

— Мой отец был хасид. Мы объявления даем в еврейские газеты, я каждый день «Гайнт» и «Момент» читаю. Но польские газеты, разумеется, тоже.

— Как же вы стали — как это называется? — медиумом?

— Я все вам расскажу. Только скажу сразу, что Бернард Школьников мне не брат.

— Это я и сам понял.

— Как?!

— Вы высокая, а он маленького роста и выглядит лет на тридцать старше вас. Он ваш любовник.

— Пойдемте. Говорите потише, нас услышат. Где это кафе?

— Вон оно, напротив.

— Ага, хорошо.

Они вошли. Во втором зале нашелся свободный столик у окна. Посетителей почти не было, только старый поляк с длинными, белыми как снег усами и багровым носом пропойцы. Он сидел в дальнем углу и читал газету через увеличительное стекло. Макс и Тереза сели.

Сразу же подошла официантка в лиловом платье и коротком передничке. Совсем молоденькая, лет восемнадцати, по-деревенски румяная и свежая.

«Сладкая, как яблочко, — подумал Макс. — Точно не отравишься».

Тереза посмотрела на него с укором, но в то же время и с пониманием. Покачала головой, будто говоря: «Эх, мужчины, мужчины…»

Она заказала чашку какао, а Макс — сдобный хлеб, селедку и яичницу. Когда официантка ушла, он сказал:

— Если на одном какао жить, сил не хватит с духами общаться.

— Не шутите так! Они здесь!

— Где?

— Повсюду.

— А вы вообще их когда-нибудь видели?

— Конечно, тысячу раз!

— И как они выглядят?

— Ой, мне бы не хотелось об этом говорить. Выглядят не как мертвые, а как живые. Но ведь мертвых вообще нет.

— А кто же тогда на кладбище лежит?

— Куски глины.

— Прошу вас, расскажите мне об этом. С тех пор как я потерял сына, день и ночь о таких вещах думаю.

— Об этом невозможно рассказать.

— Сын не знал польского, а на сеансе разговаривал со мной по-польски. Сказал, что видел деда и бабку. Где они встретились?

— Не знаю. Я просто слышу слова и повторяю. Иногда даже слов не слышу, но получаю впечатление. Духи не всегда говорят, они что-то тебе передают, и ты понимаешь.

— А почему они мне ничего не передают?

— Не знаю. Нужны врожденные способности. Как-то пошла я волосы постричь. Я длинные не люблю, неудобно. Сижу на стуле, парикмахерша стоит передо мной с ножницами. Вдруг слышим, кто-то по стулу стучит. Такой звук, как будто молотком по дереву, но изнутри. Это значит, кто-то ко мне обращается, не передает что-то, а, как бы сказать, внимание привлекает. Когда я куда-то хожу, обычно такого не случается, а тут стучит и стучит.

Быстрый переход