– Жди… Сегодня… Жди…

    Там, во сне, Богдан вертелся волчком, ожидая нападения, сжимая в руках…

    Он открыл кладовку и вытащил лопату. Ногтем счистил прилипшую грязь.

    * * *

    В полпятого позвонила озабоченная Люська. У нее заболела мама – Люська собиралась сегодня ночевать у больной, прихватив с собой и Дениса.

    – Ты-то как? – спрашивала Люська сквозь треск в телефонной трубке. – Пришел в себя?

    – Совершенно, – отрапортовал Богдан.

    В шесть часов стемнело.

    В девять единственный фонарь посреди двора замигал и погас.

    Воздух полнился весной и жутью. В небе, широко раскинувшись, мерцало созвездие Ориона.

    В полдвенадцатого, когда почти все окна в доме погасли, Богдан взял лопату и вышел во двор. Минут пятнадцать он был очень храбр – расхаживал взад-вперед по асфальтовой дорожке, думал о Люське и о Денисе. Пора прекратить весь этот кошмар. Пусть ребенок рисует что хочет. Пусть Люська наконец перестанет хлестать валерьянку на ночь…

    Потом звезды съежились и потускнели. И Богданова храбрость съежилась тоже; он завертелся волчком, как тогда, во сне, поспешно отступил к подъезду. Будить соседей, бежать домой, вызывать милицию…

    Темная тень вынырнула из-за мусорных баков. Богдан отшатнулся, выставив перед собой лопату; в этот момент единственный фонарь во дворе опять вспыхнул.

    Свет упал на морду с вертикальными челюстями.

    Угрожая лопатой, Богдан пятился и пятился к подъезду, молча умоляя хоть кого-нибудь проснуться и подойти к окну, крикнуть, хотя бы завизжать…

    «В лопате твое спасение…»

    Проклятый дом, проклятый огород, проклятая картошка…

    Картошка…

    Он вспомнил – клубень в руках, картофелина, летящая в страшную морду. Искры.

    Не сводя глаз с ужаса, который смотрел на него, Богдан трясущимися руками опустил свое оружие. Мышцы напомнили, что делать; Богдан налег на лопату, она вошла в грунт без особенного усилия. Чудовище припало к земле, прижало уши, хлестануло по бокам хвостом; Богдан, не отводя глаз, нагнулся и нащупал в ямке – картофелину.

    Она была крупная и гладкая, с тремя или четырьмя глазками. Она была теплая. Она светилась золотисто-коричневым светом.

    Чудовище взревело, отталкиваясь от мокрого асфальта; Богдан размахнулся и запустил в него картофелиной – прямо в морду.

    Взрыв.

    * * *

    – Что с тобой? – спросила Люська, увидев его лицо.

    Денис сопел на кровати, натягивая колготки. Было серое утро; на письменном столе стояли баночки гуашевой краски и лежал нетронутый листок бумаги.

    – Дрянь какая-то снилась. – Богдан помотал головой.

    – Перемена атмосферного давления.

    – Наверное…

    За окном едва светало. Во дворе громко ругалась дворничиха. Богдан выглянул; дворничиха изливала душу старичку из третьего подъезда. У ног старичка вертелась такса – мерзла, несмотря на оранжевое пальтишко.

    – Осторожнее, – сказал Богдан, выпуская жену и сына на лестничную площадку.