— Котович прижал руку к груди. — Для вас я на все готов.
— К сожалению, это весьма тривиальная просьба.
— Ничего не поделаешь. Не одной духовной пищей жив человек.
— Правильно, — вмешался в разговор Дроздовский. — Я как врач могу это засвидетельствовать. Разрешите, я сам изложу пану директору вашу просьбу?
— О да, пожалуйста! — обрадовалась Станевич. — Я всегда теряюсь, когда надо говорить о подобных вещах. И потом — я ровно ничего в этом не смыслю.
Дроздовский пододвинул свой стул поближе к Котовичу.
— Дело вот в чем. У пани Станевич есть кое-какие сбережения — золото, украшения…
— Понятно, понятно, — сказал Котович.
— Она хотела бы обратить это в деньги.
— Правильно! И весьма похвально! Деньги должны жить, быть в движении, приносить прибыль. Все понятно. Вопрос исчерпан. Можете на меня рассчитывать. Когда прикажете к вам прийти?
Пани Кася посмотрела на Дроздовского.
— Может, завтра?
— Да, лучше всего завтра, — любезно осклабившись, подтвердил Дроздовский. — Скажем, завтра днем.
— Отлично! — Котович наклонил голову. — Быстрота — залог успеха. Завтра днем я являюсь к вам. Решено.
Он прислонился могучей спиной к тонкой спинке стула и глубоко вздохнул.
— Какой чудесный день! Посмотрите, как освещены каштаны. А тона какие мягкие! Нет, такая красота возможна только в жизни. Даже самый гениальный художник не может воспроизвести вот такого маленького чуда природы…
Было уже далеко за полночь, когда Шреттер, пролежав несколько часов без сна, встал, зажег настольную лампу и, вынув из портфеля дневник, написал:
«Я проиграл. Удар пришел с самой неожиданной стороны. Ничего не поделаешь. Чтобы побеждать, надо научиться проигрывать. Алик К. ненавидит меня, но я ненавижу его еще больше. Посмотрим, кто кого!»
IX
В обычные дни недели, за исключением субботы, выступления артистов в «Монополе» из-за комендантского часа начинались в восемь. Поэтому Кристина ровно в семь должна была быть в баре. Хелмицкий проводил ее до дверей ресторана.
День был теплый, но нё такой безмятежно весенний и ясный, как вчера. По небу проплывали сероватые тучи, порывами налетал ветер, и было похоже, что к ночи натянет дождь. В городе было нестерпимо жарко. На рынке, несмотря на поздний час, жизнь била ключом. Крикливые уличные торговки, скупщики золота и валюты шныряли в толпе, возле продовольственных ларьков были крик и давка, поминутно приезжали и уезжали грохочущие грузовики. Над площадью носились тучи пыли и стоял удушливый запах бензина. По радио передавали чью-то речь.
Они расставались впервые за два дня. У ресторана Кристина хотела попрощаться.
— Подожди еще немножко, — попросил он и задержал ее руку в своей.
— Поздно уже.
— Еще минутку. Как ты думаешь, когда ты сегодня освободишься?
— Понятия не имею. Обычно по понедельникам большого наплыва не бывает.
— Часам к десяти?
— Может быть.
Трое мужчин, громко разговаривая, вошли в ресторан. Мацек все не выпускал руку Кристины.
— Я буду тебя ждать.
— Ты пойдешь наверх?
— Зайду на минутку.
— А потом?
— Потом будет этот разговор. Как только освобожусь, загляну к тебе сказать, чем это кончилось. Хорошо?
Она кивнула.
— Только на минутку.
— Конечно. Ты не волнуйся. Все будет хорошо.
— Ты думаешь?
В этот момент мимо них проехал белый от пыли джип и со скрежетом затормозил перед входом в гостиницу. Оба машинально посмотрели в ту сторону. |