Все эти ощущения длились пусть и недолго, но достаточно долго для того, чтобы волки так медлили. Они ведь уже должны были давно разорвать на куски. Но вместо этого я услышал перепуганный скулеж.

Обзор мне почти полностью загораживала рукой рыжая, но сквозь небольшой просвет, я увидел нечто удивительное. Сиреневое сияние, тонкая пленка, будто стенка мыльного пузыря, по которой плыли причудливые узоры цвета бирюзы.

Эта преграда мгновение назад сбросила волка с рыжей, откинула его за пределы сияния. Теперь волк за этой тонкой стенкой стоял, замерев, и завороженно наблюдал за этими плавающими узорами.

Волк осторожно поднял когтистую лапу и коснулся сияния, но лапа твердо уперлась в стену из света. Он разочарованно заскулил и ударил сильнее. Узоры пошли рябью, расплылись по стенке, как напуганные всплеском рыбешки, но сама защита уцелела.

У меня есть магия. Обалдеть, да это ведь я сделал! Такой радости и восторга я, наверное, не испытывал с самого детства. Хотя, скорее всего даже тогда я подобного никогда не ощущал.

Послышался веселый младенческий смех. Я даже не сразу понял, что это я засмеялся. И снова это произошло само по себе. Я не мог контролировать смех, да я и не пытался. Мне было хорошо и легко, и я чувствовал, знал, что мы в безопасности.

Рыжая снова расплакалась, на этот раз от облегчения, начала мне что то шептать, судя по интонации, она благодарила. Рыжая нежно гладила меня по голове, ее горячие слезы капали мне на шею. Я уже не смеялся, а разглядывал узоры на свечении. Даже вздохнул, вышло совсем как у взрослого, но рыжая этого даже не заметила, а все продолжала лить слезы.

Ну и плакса же мне попалась. Плохо – рыдает. Хорошо – снова рыдает. Чувствую, непросто мне с ней придется.

Меня начало неумолимо клонить в сон. Я опасался, что стоит только закрыть глаза, и щит падет. Помогала мне не уснуть рыжая, она взяла меня на руки и что то бодро принялась рассказывать, переворачивала меня, показывала, что происходит вокруг. Видимо, тоже понимала, что спать мне никак нельзя.

Теперь я смог получше разглядеть щит. Он был похож на магический стакан, внутри которого мы сидели. Я думал, что и сверху будет что то вроде крыши, оберегающее нас – но нет, это был все таки стакан.

Заметил я и израненное плечо рыжей. К счастью, волк ее не слишком успел погрызть, но рану бы все равно не мешало промыть.

Волки еще какое то время кружили вокруг нас, косились с опаской и больше не пытались прорваться сквозь щит. В какой то миг им это надоело, и они ушли. Но что то мне подсказывало, что просто так они не сдадутся. Они будут следить, ждать, а после вернутся. Нам нужно как можно скорее выйти из леса к людям, иначе нам тут не выжить.

Я долго боролся со сном, но, в конце концов, это стало сильнее меня. И это было даже нечто большее, чем сонливость. Я чувствовал себя смертельно уставшим, словно я неделю вагоны разгружал. Даже мышцы ломило.

Как то объяснить это себе я не смог, только успел заметить, как тускнеет щит, как начинает волноваться рыжая, как встаёт и поднимает меня. А после я попросту вырубился.

Проснулся я, когда уже солнце светило вовсю. Рыжая несла меня, тяжело дышала, ей было явно непросто идти с таким животом, да еще и со мной на руках. Но она пусть и медленно, но упорно продолжала идти, и видимо, она так шла все то время, что я проспал.

Она довольно долго не замечала моего пробуждения. Шла, изредка что то бормотала себе под нос, тяжело вздыхала. Я глазел на зеленые ветви деревьев над нами. Подумал, что раз это другой мир, значит, тут может быть и необычная флора, и фауна. Но ничего удивительного я так и не заметил: клен, ясень, дуб, сосна. Но зато теперь я точно выяснил, что на дворе осень.

Я был голоден.