Я продолжил завершающую часть обряда. Начал выводить последний магический знак вокруг медальона власти, и произносить последние слова заклинания.
Как только я произнёс последнее слово, знаки вспыхнули и погасли, словно бы утонули и растворились в нас. Я ощутил необъяснимую привязанность к Хагену. Нет, он мне и раньше нравился, но вот так – чтобы прямо чувствовать, что я могу ему доверять во всем – нет, такого точно не было. Это чувство пробыло недолго и вскоре улетучилось. Но это означало, что обряд присяги на верность прошел удачно и Хаген его прошел.
– Теперь, думаю, Эл позволит тебе остаться, – усмехнулся я, закрывая книгу и снимая корону.
Хаген тоже усмехнулся, потом все еще не поднимая глаз и стоя на коленях, спросил:
– Знаешь, чем отличается присяга Девангеров от присяги Ворлиара, и почему далеко не все хотят ему присягать?
– Нет, – протянул я. – Объясни.
– Клятва Девангеров прочнее, лучше и чище. Но никто не смог повторить обряд присяги Ананада Несокрушимого.
– Еще бы, – нехорошо усмехнулся я. – Ведь все атрибуты власти у меня.
– Нет, не только. Он завязан на крови, и только Девангеры могут его использовать. А различие в том, что присяга Девангеров не рабская, как присяга, которую создали Неспящие для Ворлиара. Присягнуть Девангерам против своей воли было невозможно, обряд бы не сработал. Те, кто присягал твоей семье, искренне желали этого. И присяга не лишала человека собственного мнения и не подчиняла разум. Тут же… Человека можно насильно заставить присягнуть и, если он попытается нарушить клятву, его ждет незавидная участь. Страшная, медленная и мучительная смерть, которой и врагу не пожелаешь. И эта она подчиняет разум. Ворлиар может приказать что угодно, даже убить собственную мать или дитя, и человек не сможет противиться.
– Теперь понятно, почему так много людей бояться ему присягать, – мрачно усмехнулся я.
Хаген тоже усмехнулся и начал подниматься с колен, потирая лоб. А я снова сказал:
– Рад, что ты все знаешь и теперь я могу тебе доверять. Мне не хватало такого наставника и учителя. Эл боялась моей силы и даже от знаний меня оберегала.
– Я тоже рад, – смущенно улыбнулся Хаген. – И еще больше рад, что принц Теодорес выжил. Значит, у Виреборна есть будущее, значит еще не все потеряно для Адары.
Я в непонимании уставился на него, он явно что то недоговаривал.
– Я не был уверен, что ты принц, – начал объяснять Хаген. – Только понял, что ты адамантиец. Но так бывает, даже адамантийцы рождаются бастардами. И то, что тебя зовут почти так же, как принца… В общем, я до последнего сомневался – Теодор весьма распространённое имя, а после твоего рождения многие родители Виреборна так называли своих сыновей, чтобы отдать дань Девангерам. Я думал, что Элайна просто скрывает сына, боясь, что люди Ворлиара убьют бастарда. Они ведь убили всех твоих братьев и сестер, которые не были адамантийцами. Но теперь… – Хаген закачал головой и завороженно заулыбался: – Это просто чудо! Ты даже не представляешь, сколько виреборнийцев поддержат тебя, скольким людям это вернет надежду.
– Вернет надежду? – я в непонимании свел брови к переносице: – Неужели Зейн Ворлиар настолько плохой правитель? Я не заметил, чтобы люди слишком то плохо о нем отзывались или жаловались на власть.
– Потому что они уже привыкли и смирились. А ты другой империи и вовсе не застал. При Девангерах было безопаснее, спокойнее, лучше. Реже открывались дыры, меньше было демонов в лесах. Да и новые законы и правила – тиран душит народ налогами, вводит законы, связывающие руки магам. Многое было иначе, а теперь людям приходится жить в страхе. И дальше, думаю, будет только хуже.
Он так мрачно сказал это, что я понял, что это не просто предположение. |