совсем не ко двору в этой маленькой пьяной сибирской

провинции, в этом огромном военно-бюрократическом аппа

рате царской России. Его постоянно обходили, забывали,

оттесняли, подсиживали, вообще «задвигали», как только

могли. Не случайность, что до самого конца своей 25-лет

ней службы отец так-таки и не поднялся выше «младшего

врача» и «коллежского советника», несмотря на получен

ное им звание доктора медицины. Да и надо ли было это

му удивляться? Царский режим чувствовал, что он имеет

дело с врагом, и платил ему той монетой, какой платят

врагам.

Иногда отношения между отцом и начальством обостря

лись, доходили до открытых конфликтов. В бумагах отца

л нашел любопытную переписку между ним и директором

Московского кадетского корпуса, относящуюся к концу

1905 года. Отец, бывший в то время младшим врачом

этого корпуса, заведывал заразным лазаретом последнего

и очень гуманно и по-человечески относился к попадав

шим туда больным. Главное же, он не мешал кадетам

разговаривать на политические темы и выражать симпатии

к революционному движению. Директор корпуса генерал

Лобачевский был глубоко возмущен поведением «млад

шего врача» и 6 декабря 1905 года адресовал ему гроз

ную бумагу, в которой с негодованием заявлял, что

«нельзя же допускать, чтобы кадеты пели марсельезу», и

требовал от отца принятия мер к прекращению подобных

«безобразий». На следующий день отец ответил генералу

рапортом, в котором заявлял, что его обязанности  к а к

врача состоят в том, чтобы лечить больных кадетов, но

не заниматься их политическим воспитанием. Директор

корпуса пришел в совершенную ярость и 16 декабря адре

совал отцу второе предписание, в котором вновь требовал

от него «установления порядка» в заразном лазарете, а в

заключение писал:

«Вместе с тем, будучи совершенно не согласен с ваши

ми взглядами на службу врана в кадетском корпусе, я

препровождаю мое предписание от 6 декабря и ваш ра

порт от 7 декабря окружному военно-медицинскому ин

спектору».

Последствием этого конфликта было то, что отцу

пришлось уйти из кадетского корпуса.

Нутряная, органическая прогрессивность отца, пожалуй,

ни в чем не сказалась так ярко, как в его отношении к

Октябрьской революции. Отцу было уже под шестьдесят,

когда власть Советов утвердилась в нашей стране. Воз

раст, традиции, нажитые привычки — все, казалось, долж

но было настраивать его подозрительно и даже враждебно

к новому, не имевшему прецедента в истории строю. На

самом деле вышло, однако, иначе. Правда, в самом нача

ле—в конце 1917 и в первые месяцы 1918 года — все

происходящее вызывало у отца вопросы и недоумения.

Он не понимал толком, что происходит, кто такие больше

вики, чего они хотят, какие ставят себе задачи. Однако в

вопросах и недоумениях отца не было никакой злостно

сти, никакой враждебности. Совсем напротив. Он только

остался верен самому себе: он встретил новое, не знако

мое ему явление и, следуя своей всегдашней научной ма

нере, хотел изучить и исследовать это явление, прежде

чем делать окончательные выводы. Очень скоро отец по

чувствовал симпатию к большевикам, хотя и не всегда

соглашался с ними на все «сто процентов». В основном,

однако, он одобрял их генеральную линию. Особенно нра

вилось отцу, что большевики начисто ликвидировали те

гнусные, реакционные, насквозь прогнившие силы старого

режима, от которых самому отцу так много приходилось

страдать на протяжении всей своей жизни.