для меня не во всем убедительны, но я чувствовал, что

197

их нельзя просто пропустить мимо ушей. Они давали свой

ответ на мучивший меня вопрос: что же дальше? Мне толь

ко казалось, что в этом ответе правда как-то странно

перемешана с неправдой. Впрочем, доказать этого даже

самому себе я тогда еще не мог.

Как бы то ни было, но в моей жизни была пройдена

важная веха: я стал «печататься» в газетах!

В ту же зиму моя «слава» поэта вышла за стены гим

назии, и я превратился в омскую «знаменитость».

Незадолго до рождества в гимназии был устроен лите

ратурно-музыкальный вечер с танцами. Это было вообще

новостью. До того ничего подобного в нашей жизни не

случалось. Однако нарастающее общественное движение,

одним из симптомов которого были все учащавшиеся в то

время «студенческие беспорядки», вынуждало правитель

ство к известному маневрированию, к нерешительным по

пыткам путем мелких уступок по мелким вопросам отве

сти удар приближавшейся грозы. Конечно, все это было

совершенно бесполезно: крохотные щелки, открываемые

властями в наглухо захлопнутых окнах царского режима,

не в силах были разрядить глубокого напряжения сгустив

шейся атмосферы. Однако в установившийся распорядок

жизни они вносили кое-какие маленькие изменения. В Томск

был назначен более либеральный, или, вернее, несколько

менее реакционный, попечитель учебного округа. Он разо

слал по подведомственным ему гимназиям новые учебные

планы, которые в области древних языков ослабляли зуб

режку грамматики и усиливали чтение авторов, отменяли

каникулярные и сводили на-нет домашние письменные ра

боты, предоставляли больше самостоятельности педагоги

ческому совету и рекомендовали устройство разумных

развлечений для учащихся. Одновременно в нашей гимна

зии произошла смена директоров: Мудрох ушел в отставку,

а на его место был назначен Головинский, старавшийся

разыгрывать из себя «просвещенного человека». Наш сло

весник Петров, со свойственной ему ловкостью почуявший

«новые течения», вдруг превратился в большого «радика

ла» и «друга учащихся», ругал прежние правила и про

граммы и извинялся за сухость той учебы, которой он

пичкал нас в предшествующие годы.

В гимназии (да и вообще в омском педагогическом ми-

198

ре) стали появляться люди, которых до того мы не при

выкли встречать среди представителей нашего учитель

ского «Олимпа». Из них мне особенно запомнились двое.

Один был новый учитель русского языка — Васильев.

Он приехал к нам с Волги в начале 1900 года и очень

быстро завоевал себе популярность среди гимна

зистов. Веселый, краснощекий, с копной русых волос на

голове и с носом, слегка повернутым к небу, он был во

площением молодости и здоровья. В классе Васильев мно

го смеялся, шутил с учениками, рассказывал разные

занятные истории и приключения, но вместе с тем строго

требовал знания предмета и добивался этого знания без

криков, измывательств и «колов» в классном журнале.

Происходило это потому, что Васильев умел преподавать

свой предмет живо и интересно, а главное — потому, что

ученики его любили и охотно угождали учителю. Вскоре

по приезде в Омск Васильев женился на девушке, только

что окончившей местную гимназию, и через нее установил

тесный контакт со старшими группами молодежи.