Налеты наверняка будут связаны с острыми ощущениями, о чем впоследствии можно будет порассуждать.

Ханс намерен спасти Софи от нее самой, он станет ей опорой. Софи ни в какой опоре не нуждается. Райнер говорит, что он сознательно отказался от опоры, потому и стал таким сильным, что его ничто уже не волнует. Ханс говорит, что для него профессиональная карьера все же имеет значение.

Анна: — Проще всего делать так: представь себе, что никого на свете больше нет, кроме тебя. Тогда тебя ни с кем не будут сравнивать, ты сам станешь мерой всех вещей. Как я, например.

Липкая от жвачки рука Анны совершает третий заход, и польщенный настойчивостью Ханс не отталкивает ее. Лучше воробей в руке Анны, чем Софи в далеком небе.

Райнер размышляет, как бы ему втравить в это дело остальных, не замарав собственных рук. Прежде всего, необходимо расположиться где-нибудь в удобном для наблюдения местечке, на холме Хоэ Варте находиться, к примеру, лучше, чем у памятника Элизабет в Народном саду. Поскольку существуют натуры лидерские, а рядом с вожаками — все остальные прочие, то ему больше хочется быть вожаком бараньего стада, а не жертвенным агнцем, это точно.

Ханс вертит головой, рожденной в Бургенланде, озираясь вокруг, не окажется ли поблизости смазливая бабенка, ему еще незнакомая. Таковых в наличии не обнаруживается, а если какая и появляется, то знакомиться с ним она явно не желает. «Ну, погодите, вот надену свой новый джемпер, тогда все вы кучей ко мне сбежитесь». Он в этом уверен. Одной брюнетке, сидящей возле хлипкого шатена, он подмигивает так настойчиво, что кажется, будто у него неладно с глазами. Однако глаз у него алмаз, когда мимо него шествует очередная красотка. Хансу кажется, что и она принадлежит ему. Любой мужчина хочет обладать всеми женщинами сразу, а вот женщина, наоборот, желает лишь того мужчину, которого она любит и которому остается верной. Анна ловит момент и волочет Ханса прочь, чтобы побыть с ним наедине. Она заметила, что этот парень для нее кое-что значит. Ханс видит, что он в своей девственной беспечности что-то для этой девушки значит, оттого, вероятно, что читает в последнее время много хороших книг, вот она его и признала. Анна — предварительное упражнение, готовящее его к Софи. Анна виснет на нем потому, что книг он читал меньше, чем остальные, и потому плотское начало в нем сильнее, она вся так растворилась в чувстве, что вконец потеряла голову. Оба они погружены в сумятицу чувств, что характерно для молодых людей, не обретших еще себя, не нашедших пока своего места в современном деловом мире. Ханс, однако, уже довольно продолжительное время занимает одно такое местечко. Оно опутано электропроводкой, настала пора его сменить.

На улице, в прохладном и ярком свете солнца, который вскоре уступит место нездоровому полумраку помещения, Ханс, резвясь, поддевает ногой и гонит перед собой скомканные бумажки и прочий уличный мусор, обводя ловкими финтами то одного, то сразу нескольких игроков противника. Анна пытается проворно и легко порхать с ним рядом, не отставая ни на шаг, но получается это неуклюже и неповоротливо. Ни солнечный свет, ни природа не являются ее средой обитания, для нее характерна одна лишь деланная искусственность. Как раз там она расцветает, здесь же, на улице, есть лишь холодный весенний свет, пылища, выхлопные газы и тот самый пресловутый венский воздух.

Ханс распространяется по поводу здорового цвета лица Софи, с которого никогда не сходит загар, сразу видно, что она ведет подвижный образ жизни на свежем воздухе. Ветер и солнце делают свое дело. «Она чиста и свежа, и золотистые локоны ее тоже чисты и шелковисты, а немытые, жирные на ощупь лохмы Анны свисают на слабо обозначенные плечи, на тощий, обтянутый кожей скелет.