– Может быть, вернется, как и Анна?

Линда скорее почувствовала, чем сообразила – вот оно, слабое место.

– А почему вы тогда не сказали, что знаете, где Анна?

Удар попал в цель. Лицо Генриетты покрылось крупными каплями пота.

– Ты утверждаешь, что я лгу? Тогда уходи. Ты мне здесь не нужна. Ты мешаешь мне работать.

– Я именно это и утверждаю – вы лжете. И я не уйду, пока не получу ответ на мои вопросы. Я должна знать, где Зебра. Она в опасности, и Анна в этом как‑то замешана. А может быть, и вы. И я уверена, что вы знаете намного больше, чем хотите показать.

Генриетта истерически закричала. Собака проснулась и залаяла.

– Убирайся! Я ничего не знаю.

Она встала и подошла к окну. Открыла, закрыла, снова открыла. Наконец оставила чуть приоткрытым. Линда не знала, как продолжать разговор, она знала только, что отступать нельзя. Генриетта, казалось, успокоилась и повернулась к ней. Ее дружелюбие как ветром сдуло.

– Ненавижу, когда меня обвиняют во лжи, – холодно сказала она. – Я не знаю, где ваша Зебра. И не понимаю, почему ты считаешь, что Анна в это замешана.

Она и в самом деле была задета. Или ловко изображала. Она говорила громко, не кричала, но в голосе прорывались рычащие нотки. Она так и стояла у окна.

– В тот вечер, когда я угодила в капкан, – сказала Линда. – С кем вы тогда говорили?

– Ты шпионила за мной?

– Называйте как хотите. А как по‑вашему, что меня сюда принесло? Я хотела знать, почему вы врете, будто не знаете, где Анна.

– Ко мне приходил музыкант, мы будем вместе работать над композицией.

– Нет, – сказала Линда, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Это был не он. Это был кто‑то другой.

– Ты снова обвиняешь меня во лжи?

– Я вас не обвиняю. Я знаю, что вы лжете.

– Я всегда говорю правду, – сказала Генриетта. – Иногда, впрочем, могу уклониться от ответа, когда не хочу делиться своими тайнами.

– Вы называете это уклончивостью, я называю это ложью. Потому что я знаю, кто это был.

Генриетта снова сорвалась на крик:

– Что ты можешь знать?

– Это был или человек по имени Тургейр Лангоос, или отец Анны.

Генриетта вздрогнула.

– Тургейр Лангоос! – закричала она. – И отец Анны! Что им здесь делать? Я не знаю никакого Тургейра Лангооса. Отца Анны никто не видел двадцать четыре года. Он мертв. Я не верю в привидения. Тургейр Лангоос, что это вообще за имя? Не знаю такого. Отец Анны умер, его давно нет в живых, он существует только в ее воображении. Анна в Лунде, а куда делась Зебра, я не знаю.

Генриетта быстро вышла в кухню и вернулась со стаканом воды. Она собрала со стула кассеты с записями и села. Линда попыталась увидеть ее лицо. Генриетта улыбалась. Когда она заговорила, голос ее был таким же мягким и мелодичным, как в начале разговора.

– Я не знаю, почему я так взорвалась.

Линда внимательно посмотрела на нее и почувствовала, как в подсознании мигает красная предупредительная лампочка. Что‑то она не поняла, что‑то сделала не так, хотя не могла понять что. Разговор не получился. Она добилась только того, что Генриетта замкнулась еще больше. Здесь нужен опытный полицейский, подумала она и пожалела, что вообще сюда приехала. Теперь отцу или другим будет еще трудней вытянуть из этой дамы то, что она не хочет рассказать.

– Есть еще что‑то, что тебе кажется в моих словах ложью?

– Я не верю почти ни одному вашему слову. Но я не могу заставить вас сказать правду. Я только хочу, чтобы вы поняли, что все эти вопросы я задаю потому, что очень волнуюсь. Я боюсь, что с Зеброй что‑то случилось.