В главной палате было шумно, за тремя длинными накрытыми столами веселились крепкие могучие воины. За двумя столами старались перекричать один другого в песнях, за третьим смеялись и со стуком сдвигали кружки, расплескивая красные капли. Псы шныряли под столами, грызлись из-за костей с обильными остатками мяса.

    Воевода Рагнар по прозвищу Белозубый восседал за третьим столом. Он ничем вроде бы не выделялся среди воинов - ни одежкой, ни стулом с резной спинкой, разве что ростом и шириной плеч, но Кленок безошибочно направился к нему. Воеводой Рагнар стал не за белые зубы, а за отвагу и умелость в битвах, а Белозубым прозвали за привычку скалить зубы и шутить даже в самых кровавых схватках.

    -  Воевода, - сказал Кленок торопливо, - тебя изволит видеть наш светлый тцар.

    Рагнар удивился.

    -  С чего бы?

    -  Он в гневе, - сказал Кленок. - Что-то случилось. Тцарица умирает! Тцар велел тебе прибыть немедленно.

    На веселом лице воеводы промелькнула тревога. Он покосился на хмельных гуляк, те разговаривали, смеялись, хвастались, бранились и тут же обнимались, клялись в вечной дружбе, никто не слышит, и он спросил осторожно:

    -  Он что-то сказал еще?

    -  Нет. Только ехать в том, в чём застану.

    Кленок смотрел на него с обожанием, Рагнара Белозубого любили все, от воинов и до последних простолюдинов. За дальним столом как раз поднялся немолодой воин, поднял чару:

    -  За нашего храбрейшего из воевод - Рагнара Белозубого!

    -  Слава! - закричали за столами.

    -  Слава!

    -  Будем!

    Рагнар поднялся, поклонился, залпом осушил кубок, а пока воины радостно орали, чокались краями серебряных кружек, шепнул:

    -  Тцарская воля - закон. Быстро оседлай моего коня, я сейчас выйду.

    Кленок выскользнул, на него внимания не обращали, в палате чадно, пахнет подгорелым мясом, душистыми травами. Перегретый воздух колыхается так, что, проведи здесь двугорбого коня, и тогда не заметят в пьяном угаре.

    Воевода вышел на крыльцо, как и обещал, в той же одежде, только набросил поверх рубашки кольчугу тонкой работы. Русые кудри убрал под шлем, край надвинул на самые брови, глаза тревожные, видно даже в ночи. Слабый свет полумесяца блестел серебром на широко разнесенных плечах.

    -  Конь готов?.. Молодец. Ну, боги всё видят...

    Кленок сбегал к темным воротам, стражей не было, пируют вместе со всеми. Тяжёлые створки загрохотали навстречу ночи, раздвинулись, как крылья ночной бабочки. Дорога загрохотала под крепкими копытами быстро и предостерегающе.

    Рагнар скакал насупленный, в лице тревога проступала всё отчетливее. Мальчишка раздирался от сочувствия: обычно тихий, как будто пришибленный тцар сейчас грозен, лют и явно несправедлив в гневе, но воеводе бояться нечего, он у тцара самый лучший, тцар его ценит, не зря же в трудный час позвал именно его...

    Конь воеводы поравнялся с ним, лицо воеводы в ночи казалось бледным, как у мертвяка, а вместо глаз зияли тёмные впадины. Голос прозвучал глухо:

    -  Ты хоть слышал... из-за чего я тцару мог понадобиться так срочно?

    -  Не знаю, - ответил Кленок, но, увидев, как ещё больше омрачилось лицо любимого воеводы, добавил торопливо, - там всё по-прежнему, только тцарица вроде бы - совсем плоха.

    Ему показалось, что воевода вздрогнул.