— Никак нет, не надо, — ответил механик.

— Вперед на КТП, путевки забирать!

Механик, осчастливленный что его отпустили, юркнул в вагончик пункта и буквально через минуту вынырнул с путевками в руках.

Зампотех так и остался стоять с открытым ртом. Булыга помахал ему ручкой и, уже уходя, обернулся и выдал на прощание:

— Танки пошли — замполит молодец! Танки стоят — зампотеху пипец!

Взвод лейтенанта Степного в течении нескольких секунд занял места на броне согласно боевого расчета. Два матроса установили на корме автоматический гранатомёт АГС-17.

— К КПП батальона! — скомандовал капитан.

Булыга пошёл на командный пункт командира батальона подполковника Перегудова получать последние ценные указания и забрать «звездных мальчиков», которым требовалась помощь в ведении каких-то переговоров.

К БТРам подползли два чудака гражданской наружности, обвешанные фотоаппаратами, видеокамерами и микрофонами.

— Здарова, бойцы! — бодро гаркнул один из них.

— Пшёл в жопу, — лениво ответили матросы почти что хором и дружно отвернулись от чудаков.

Обиженные гражданские каким-то непонятным нюхом учуяли командира и подошли к дородному матросу-связисту, всегда таскавшемуся хвостиком за ротным замполитом.

— Вы тут, наверно, командир? — уважительно спросили они связиста.

Матрос повертел башкой в каске по сторонам, увидел одобрительную усмешку лейтенанта Степного, и довольную рожу матроса Кошкина.

— Ну дык я, а што!? — при этом он попытался изобразить на своем лице сложную гамму мужества — ума — прозорливости, однако состроил такую страшную рожу, что гражданские отшатнулись и залепетали:

— Мы — корреспонденты, с газеты. Вот у нас тут аккредитации из отдела воспитательной работы, из штаба округа, из Москвы… — они стали судорожно расстегивать молнии карманов на своих гражданских жилетках-разгрузках, доставать бумажки и совать их матросу.

Связист сделал еще более «глубокомысленное» лицо, взял бумажки, немного потупил и с важным видом передал их Кошкину.

— На, разберись тут, холоп!

Корреспонденты открыли рты. Кошкин улыбаясь во всю «морду лица» схватил бумажки:

— Слушаюсь, барин! — бумажки незаметно перекочевали в руки лейтенанта.

— Зови меня «ваша светлость»! — заважничал связист.

Сидевшие рядом матросы делали строгие-озабоченные лица и пытались не заржать во всё горло. Надо сказать, что это стоило им больших моральных и физических усилий, так как Кошкин начал приставать к корреспондентам. Сперва он их начал расспрашивать, сколько им платят. Журналисты что то рассказывали, Кошкин делал умный вид, связист сидел, важничал. Лейтенант Степной с пристрастием изучал корреспондентские корочки.

— А вот у меня есть такой потрясающий материал для вас! — врал самозабвенно Кошкин, — Мало про это кто знает, но многие слышали, сенсационный материал, можно сказать, информационная «бомба»!.

Журналюги, переглянувшись между собой, предложили матросу закурить и поинтересовались, а что же за материал такой?

Кошкин сгреб оставшиеся полпачки «Эл Эма», со смаком закурил, снял каску и черную вязаную шапочку, которую носил вместо подшлемника. От головы пошел пар, чудесно заструившийся в лучах неяркого зимнего солнышка. Один из корреспондентов заценил картину, ахнул и, схватившись за фотоаппарат, попросил разрешения сфотографировать матроса. Лейтенант благосклонно кивнул, Кошкин сделал печальное «лермонтовское» лицо, картинно поднес сигарету к губам, и был сфотографирован раз десять.