Вход в квартиру — металлический моноблок, две двери, суперзамки фирмы «Локхид», отделка под карельскую березу — был открыт, и они вошли.

Квартира Николая Савельевича Маракуца, Саниного папаши, оказалась пятикомнатной. Обставлена итальянской мебелью, испанские ковры, картины на стенах и разные «прибамбасы» вроде кадок с пальмами, стенных аквариумов в нишах, искусных подсветок и раздвижных панелей с инкрустацией.

В прихожей топтался еще один «спортсмен», похожий скорее на очеловеченного гризли. Он с недоумением уставился на вошедших, потянулся было под куртку, откуда выпирала рукоять пистолета, но Василий, не отпуская обмякшей туши его приятеля, легко ткнул охранника в солнечное сплетение.

На шум, произведенный упавшим «гризли», из гостиной в конце огромного коридора‑фойе выглянул сам хозяин — молодой, но уже потерявший фигуру мужчина, похожий на борца сумо или на штангиста‑тяжеловеса. Из комнаты слева появилась его жена.

Матвей без труда узнал ее по рассказу директора лицея. Мадам Маракуц вполне соответствовала сложившемуся образу: шикарная, полная, роскошных форм молодая «леди» в дорогом халате и с сигаретой в холеных пальцах.

— Что такое? — требовательно произнесла она грудным голосом. — Кто вы такие?

Хозяин скрылся в гостиной, и Матвей догадался зачем. Ускорил темп, в два прыжка пересек коридор и с ходу применил свой излюбленный прием: метнул в «штангиста», уже вытащившего откуда‑то пистолет, круглый камешек‑окатыш. Камень угодил хозяину в лоб, и тот осел, роняя оружие. «ТТ», определил Матвей. Двое гостей Маракуца так и остались сидеть в креслах, не успев даже пошевелиться. Один из них был полковник милиции Сиволапов. Тот самый, который давал приказ «пощупать» фирму, мелькнуло в голове у Матвея, а второй оказался заместителем главы местной администрации. Они, видимо, еще не поняли, в чем дело, потому что вели себя мирно.

— Кто приказал избить учительницу лицея Григорину? — негромко, но отчетливо произнес Матвей, когда хозяин очухался.

— Кто ты такой? — прохрипел Маракуц, пытаясь схватить Матвея за горло. — Какого хрена?!

Соболев повторил вопрос.

— Пожалеешь, козел, что на свет родился! — зарычал «штангист» и, потрогав лоб, на котором появился багровый бугор, скривился. — Вот сволочь! Эй, Губа, где ты там…

— Врежь ему побольней, — посоветовал Василий из коридора. — Сразу заговорит на два тона ниже.

— Повторять вопрос больше не буду. — Глаза Матвея стали холоднее колодезной воды, и Маракуц понял, что к нему пришли разбираться не простые гости. Эти парни были покруче его телохранителей, а силу Маракуц уважал. Крикнул:

— Мила, иди сюда!

В гостиную «вплыла» супруга, не потерявшая своего апломба и величавого презрения.

— Говорил тебе, не вмешивай в свои дела моих ребят. Теперь вот разбирайся сама!

Матвей перевел взгляд на хозяйку, и та, заглянув в его голубые, полные глубокого спокойствия и уверенности ледяные глаза, вздрогнула.

— Что надо? С какой стати я должна отвечать всякому…

— Поаккуратней в выражениях! Значит, это вы приказали избить учительницу лицея, в котором учится ваша дочь?

— Так это все из‑за той вертихвостки? — искренне изумилась «леди» Маракуц.