Джеку показалось, что у него зазвенели кости. Он резко развернулся к правой полосе, вылетел на обочину и загнал машину на стоянку.

Откинув голову на спинку сиденья и закрыв глаза, Джек сжал руль с такой силой, словно хотел исковеркать его.

Он добрался до нее... этот сукин сын добрался до нее.

Но как он узнал о роли Мэгги?

Должно быть, она проговорилась, беседуя с ним.

Джек врезал кулаком по рулевому колесу.

– Черт! Черт! Черт!

Все старания представить выход из строя компьютера несчастным случаем – – впустую. Кордова добрался до нее. Бог знает, что он собирается делать с ней. Или делает. Или уже сделал.

Такой слизняк, как Кордова... он не заслуживает права на жизнь... не надо было изощряться, разбираясь с ним. Он лишь зря тратит кислород... лучше всего было бы – для его жертв, да и для всего человечества – подойти к нему и всадить пулю меж глаз.

Но Джек не хотел вступать на этот путь. Он опасался, что, начав идти по нему, уже не сойдет с него. Он считал, что Кордова не в состоянии причинить кому‑то физический вред – его кровожадность носила эмоциональный и финансовый характер. Если Кордова не пускал руки в ход, то и Джек держал их при себе.

Теперь он осознал, что совершил ошибку. Проблему Кордовы решила бы пуля. Простое, быстрое и чистое решение. Конец шантажу, конец беспокойству, не похитят ли добросердечную монахиню.

Джек вывел «бьюик» обратно на дорогу и влился в поток машин. Им овладело холодное бешенство.

Он знает, где живет и где работает Кордова. Он найдет его. И если этот толстый слизняк что‑то сделал с сестрой Мэгги, если он коснулся ее хоть пальцем...

11

Ричи Кордова стер кровь с пальцев. У него тряслись руки – но не только они. Все его тело ходило ходуном, словно кто‑то сунул шнур электропроводки ему в задницу.

Ричи знал ребят, которые прекрасно чувствовали бы себя в этой ситуации. Но только не он. Его мутило.

Он повернулся к монахине – точнее, к тому, что осталось от нее, – все еще привязанной к стулу, и торопливо отвернулся. Он не мог смотреть на нее, не мог поверить, каким образом он настолько потерял контроль над собой.

Нет, он не потерял контроль. Он контролировал себя. Полностью. И ее. Просто в нем что‑то щелкнуло, и он был вынужден делать веши, которые ему и в голову не могли прийти... не говоря уж о том, чтобы их творить.

Он собирался убить ее. Тут и сомневаться не приходилось. Если уж он притащил ее сюда, она никоим образом не могла остаться в живых. Но первым делом он хотел как‑то наказать ее за то, что она разрушила его планы. Он заставит ее все рассказать, она споет те мелодии, которые он хочет услышать.

И она запела. Она потрясающе долго держалась, но наконец начала петь. О, как она пела! Рассказала ему все – и о встречах с парнем по имени Джек в заведении Хулио, и как наняла его, чтобы вернуть фотографии, и как Меткаф ничего не знал, а она позвонила ему и сказала, что больше не о чем беспокоиться. Она пела и о том, что не знала имени Ричи. Знал только этот парень Джек, но он ей ничего не сказал.

Вот тут Ричи должен был остановиться и положить всему конец. Он получил то, что хотел. Оставалось лишь перерезать ей горло и считать работу законченной. Он уже приготовил бритву. Не в пример его тридцать восьмому, бритва не оставляет следов.

Но он не воспользовался ею. Потому что не мог остановиться – не хотел останавливаться. Он держал себя под контролем: он сидел на месте водителя и не хотел ни жать на тормоза, ни выпускать баранку.