Так что Джонни, может, и не был Гордоном Гекко. Похоже, у него было нечто напоминающее совесть.

– Насколько понимаю, это случилось еще до «Энрона»[7].

Мария кивнула:

– После того как я слышала от Джонни обо всей этой двойной бухгалтерии, скандал с «Энроном» меня отнюдь не удивил.

Джек нашел две фарфоровые чашки с золотыми ободками – подчеркнуто китайские – и опустил в каждую по мешочку с чаем.

– Значит, он оставил работу – и что же дальше?

– Я думаю, он... пожалуй, «сломался» будет самым точным выражением. Он пожертвовал немало своих денег на благотворительность, работал на кухне для бедных, какое‑то время был буддистом, но, похоже, так и не мог найти того, что искал. Но тут он присоединился к дорменталистам – и все изменилось.

Дорменталисты... о них все слышали. Невозможно было развернуть газету или проехать в подземке, чтобы их реклама не бросилась в глаза. То и дело какая‑нибудь кинозвезда, или певец из шоу‑бизнеса, или известный ученый объявляли о своем членстве в церкви дорменталистов. А деяния и изречения знаменитого основателя церкви Купера Бласко годами служили темами для светских колонок. Но некоторое время Джек о нем ничего не слышал.

– Вы думаете, они что‑то сделали с вашим сыном?

Газеты довольно часто сообщали о зловещих деяниях какой‑нибудь секты – двумя любимыми темами было промывание мозгов и вымогательство, – но, похоже, обвинения ничем не кончались.

– Не знаю. Не хочу верить, что кто‑то мог хоть что‑то сделать с Джонни... особенно дорменталисты.

– Почему? Что же в них такого?

– Потому что, став дорменталистом, он преобразился. Я никогда не видела его таким счастливым, таким довольным жизнью и самим собой.

Вода закипела, и чайник свистнул. Джек налил в чашки кипяток.

– Я слышал, что некоторые секты могут этого добиться.

– Я быстро научилась в присутствии Джонни не употреблять слово «секты». Он прямо выходил из себя. Снова и снова втолковывал мне, что это церковь, а не секта, говоря, что даже правительство Соединенных Штатов признает ее церковью. На самом деле я продолжаю считать, что это секта, но меня это не волнует. Если Джонни был счастлив, то и я тоже.

– Был? Как я понимаю, ситуация изменилась?

– Не ситуация. Изменился Джонни. Он постоянно поддерживал связь со мной. Звонил мне два или три раза в неделю, интересовался, как я себя чувствую, рассказывал, как повышается авторитет дорментализма. Он постоянно пытался вовлечь и меня. Приходилось тысячу раз повторять ему, что меня это совершенно не интересует, но он продолжал свое, пока... – Мария сжала губы, а на глазах блеснула влага. – Пока не прекратил.

– Что это значит? Три звонка в неделю, а в следующую – ни одного?

– Нет. Их становилось все меньше и меньше... по мере того, как он менялся.

– Как менялся?

– За последние несколько месяцев он заметно отдалился. Стал странным. Начал требовать, чтобы я называла его Ороонтом. Можете себе представить? Всю жизнь был Джонни Роселли, а теперь будет откликаться на Ороонта. Две недели он вообще не звонил, так что в последнее воскресенье я сама стала звонить ему. Оставила на автоответчике дюжину посланий, но он так и не позвонил мне. У меня есть ключ от квартиры Джонни, и в среду я послала Эстебана взглянуть, что там делается... ну, вы понимаете, на тот случай, если Джонни болен или, не дай господь, скончался.