— Что с вами?

— Живот болит. В двадцать пять минут седьмого заболело. Я даже сознание потеряла на мгновение.

Молодая женщина. Точно время говорит. Наверно, какой-то разрыв в животе. Возможно, беременность внематочная.

Еще два вопроса. Пульс. Давление. Живот осмотрел.

Да, это внематочная.

— Надо срочно оперировать. Слышите?

— Боюсь я. Может, не надо?

— Конечно, боитесь. И я бы боялся, родненькая. Но что делать?! Операция необходима.

— Ну что ж. Надо, так делайте.

По-моему, только сердечные больные, доведенные до предела, не только охотно соглашаются, но и сами напрашиваются на операцию. Сердечные больные очень хотят операции.

— Подавайте ее в операционную.

 — Надо подождать. Там все заняты.

— То есть как подождать?! Это же внематочная! Срочно надо.

— А кто оперировать-то будет?

— Ну, я буду. Ждать же нельзя. А если б я не пришел? Вы б ведь сняли кого-нибудь с их операции. Внематочная!

— Подаем.

— Ну а я бегу переодеваться.

В раздевалке сестра-анестезист. Прекрасно!

— Срочно беги в операционную. Наркоз нужен. Все заняты. Внематочная.

И вот я уже моюсь. А больной уже дают наркоз. Сестра не успела переодеться. Лишь халат сверху. Косынка сидит криво. Я в раздевалке первый раз увидел ее прическу. Все косынка и косынка. А красивые эти новые прически. Вообще-то все новое, молодое красиво. Ранней весной зеленые листья такие красивые! Осенью до чего красивы деревья с червонно-золотыми листьями! А затем всего красивее первый снег пушистый на деревьях!

...Ну, вот и йодом смазали. Начали появляться врачи. А я уже оперирую. Теперь у меня и ассистент есть. А на том столе дежурные оперируют вторую больную. Конечно, вся бригада занята.

— Начинаем. Можно? Спит?

— Да, пожалуйста.

— Где скальпель? Ну, с богом...

Разрез. Кожа. Жир. Мышцы. Брюшина.

— Как давление? Здесь много крови. Это внематочная.

— Уже переливаем. Оперируйте.

Почему не сказала, какое давление? Хм. «Оперируйте»! По-видимому, надо торопиться. Быстрей. Вот, нашел! Сейчас подтянем.

— Держи щипцы. Нет, в этом направлении тяни. Как следует. Полотенце дайте. Обложить надо и кишки отодвинуть. Так. Куда! Очень хорошо. Вот труба. Вот разрыв. Хлещет как! Сейчас зажим, остановим кровь, тогда и рассуждать будем. Р-раз! Все.

— Как давление?

— Лучше. Оперируйте.

— Кровотечение остановили?

— Мы переливаем кровь.

Что она мне все невпопад отвечает? Наверно, больная не ахти. Конечно, крови-то сколько в животе!

— Дайте банку для крови.

Отсюда, из живота, можно, по крайней мере, граммов восемьсот набрать и перелить ей обратно.

— Граммов восемьсот я вам здесь соберу для переливания.

— Очень хорошо. А то ее группы у нас немного.

А надо много. Да-а, она не ахти! Лучше не спрашивать.

Как труба сильно порвалась! А вторая труба хорошая. Рожать сможет... Хм. Чего это я радуюсь? Больная-то вроде не ахти. Ахти не ахти — чего я привязался к этому слову? Ну, вот и зашил.

Начинаю зашивать живот.

— Угу.

Что она там? Видно, ей достается. Как мы с ней: действительно, прямо с корабля на бал. Зашиваю: брюшина, мышцы, жир, кожа.

— Ну, вот и все. Мы готовы. А как она?

— Давление лучше, но все-таки выше девяноста не поднялось.

— Может быть, у нее всегда такое?

— Нет. Я успела спросить. Говорит, сто двадцать, сто тридцать. У нас ее крови еще вон сколько, перелить не успели.

— Ну, лейте.