Если швы на желудке, на кишках расходятся, то чаще всего это бывает на четвертый день.

— Все-таки живот она немного напрягает. Как ты думаешь?

— Да, по-моему, мягкий. Это ты с перепугу.

— Знаешь, как у раковых больных? У них ведь после операции, когда все в порядке, живот как тряпка. Тем более у такой старухи. Чем ей напрягать-то? Мышц почти нет.

— Верно, конечно. Но язык, пульс. Все же хорошо!

— Старая. У них все протекает слабо выражено. В животе, может быть, уже бог знает что, а никакой симптоматики,

— Что гадать? Ты сейчас можешь сказать что-нибудь определенное? Либо у нее швы там разошлись — тогда надо лезть в живот. Либо они целы — тогда надо ждать. Есть у тебя сейчас основания для повторной операции? Нет. Тогда сиди и молчи. Все равно надо ждать и наблюдать. Нечего портить нервы себе и людям.

Эк я его! Легко мне говорить! А когда я сам в таком положении? Точно так же юродствую. Конечно, она старая и там может все развалиться. Ткани держат плохо. Все нитки могут прорезаться. Мало того, что ткани старые, семидесятипятилетние — они же раковые. Плохо, очень плохо срастаются. Но что мы можем делать? Ждать.

— Ну как?

— Все то же.

—  Пойдем к дежурным. Может, поешь чего-нибудь?

Буркнул что-то он. Я понял: мысли у него далеки от «поешь». По-видимому, он кого-то послал к черту. Но кого? Дежурных? Еду? Меня? Надо оставить его в покое.

И вечером:

— Ну как?

— Все то же.

А утром:

— Ну как?

— Я сегодня ночью сделал знаешь какую операцию...

Уезжая в загородную больницу для долечивания, она говорила в полный голос.

Что ж, такой риск оправдан.

1963 г.

ОЛЕГ

Он худой, узкий. А нос вытянутый. Не вниз. Как-то необычно вперед. Похож на серого волка. Сейчас стоит, дрожит, никак в карман не попадет. Закурить хочет.

И так каждый раз после конференции.

В этой больнице общие конференции стали бичом. Два раза в неделю главный врач сама проводит их. Собираются все врачи больницы.

Это называется пятиминутка. Но Наталья Филипповна — главный врач — говорит, что на эти два часа в  неделю она имеет право и никто ей не может запретить проводить их так, как она считает нужным.

Конечно, никто.

Пробовали — не получилось.

Сначала все идет нормально. Дежурные сдают дежурство. Терапевты. Хирурги. Потом кто-нибудь что-нибудь вякнет. А потом берет слово она.

И пошло!

Посещения! Почему родственники ходят не вовремя? Кто их пропускает? За это отвечает кто? Лечащий врач. Она всегда быстро догадывается — во всем виноват лечащий врач. Может быть, она и права.

Передачи! Не вовремя передают. Мало передают. Много передают. Передают не то, что положено. Кто виноват? И на этот раз ей не изменяет догадливость.

Сведения! Это значит выходить в определенное время и сообщать родственникам о состоянии здоровья их близких. Врачи не вовремя выходят. Еще терапевты выходят, а хирургов не дождешься. Плевать на ваши операции. Надо их планировать так, чтобы можно было выйти.

Тут уж она совсем права. Родственники должны знать про своих больных. Только лучше бы их пропускать каждый день.

У какого-то больного не сменили белье. Мы уже все знаем, кто виноват.

А в какой-то палате паутина была. Мы готовы хором сообщить, кто в этом виноват.

Дальше. Совсем развалилась санпросветработа.

Короче говоря, на час хватает, что сказать. А большой ли грех повторить это два раза в неделю?

А сегодня есть дополнительный материал.

Олег слушает уже шесть лет, но никак не может относиться к этому спокойно. Вступает в дискуссию.