|
Я сменила много мест, – Мел улыбнулась, – и случайно устроилась секретарем на телевидение в Нью‑Йорке, а потом машинисткой в отделе новостей, оттуда все и началось, как я понимаю. – Теперь она с легкостью оглядывалась на прошлое, но он чувствовал, каким трудным было ее восхождение, и вся прелесть заключалась в том, что это не сломило ее. Она не ожесточилась, а реально смотрела на прошлое и в конце концов добилась своего. Она добралась до вершины и не сетовала на сложности восхождения – Вы с такой легкостью рассказываете об этом, но, должно быть, иногда приходилось туго.
– Пожалуй, так. – Она вздохнула и стала смотреть на город, по которому они ехали – Теперь я почти не помню об этом. Забавно, что, столкнувшись с трудностями, кажется, что не выживешь, но каким‑то образом удается преодолевать их. А когда вспоминаешь о пережитом, то все уже не кажется таким трудным. Слушая ее, он размышлял, сможет ли он когда‑нибудь вот так же спокойно вспоминать об утрате Анны, но пока он сомневался в этом. – Знаете, Мел, самое трудное для меня то, что я никогда не смогу заменить своим детям мать. Им она так нужна, особенно Пам. – Вы не можете так требовательно подходить к себе. Вы отдаете все самое лучшее, что способны им дать. Но не больше. – Я понимаю. – Но его ответ прозвучал неубедительно. Он вновь взглянул на нее. – Вы никогда не думали снова выйти замуж ради дочек? – Он понимал, что у нее был совсем иной случай. – Не уверена, что смогу снова выйти замуж. Брак не для меня. Надеюсь, что девочки уже поняли это. Раньше, когда они были поменьше, они постоянно донимали меня этим. Иногда я чувствовала себя виноватой. Однако лучше уж жить одной, чем с плохим человеком, и самое интересное, что мне так больше нравится. Теперь я сомневаюсь, что могла бы с кем‑то делить моих девочек. Наверное, стыдно признаться, но временами у меня возникает такое чувство. Вероятно, я стала собственницей в отношении дочек. – Это можно понять, ведь все это долгое время вы прожили с ними одна. Он откинулся на сиденье и бросил на нее взгляд. – Возможно. Джессика и Вал – самое лучшее, что есть у меня в жизни. Они – замечательные дочки. Они остановились в фешенебельном районе Беверли‑Хиллз, всего в двух кварталах от знаменитой Родео‑драйв. Мелани огляделась. «Бистро Гарденс» был прекрасным рестораном в стиле «артдеко»[1] с обилием цветущих кустарников во внутреннем дворике. Ленч был в полном разгаре. Среди шикарной публики Мелани заметила несколько знаменитостей, потом неожиданно для себя обнаружила, что взоры посетителей прикованы к ней. Она увидела, как две дамы что‑то возбужденно шепчут третьей, а метрдотель, с улыбкой встретивший их, не сводил с нее глаз. – Здравствуйте, доктор. Здравствуйте, мисс Адамс, очень приятно снова видеть вас. – Она не могла припомнить, встречалась ли она с ним прежде, но он знал, кто она такая, и хотел подчеркнуть это. Удивившись, она последовала за ним к столику во внутреннем дворике ресторана, и Питер вопросительно посмотрел на нее. – Вас всегда узнают? – Не всегда. Все зависит от того, где я нахожусь. Полагаю, что здесь так принято. – Она бросила взгляд на переполненный ресторан, где собирались на ленч сливки общества. Она вновь улыбнулась Питеру. – Это напоминает обход пациентов с доктором Галламом в больнице, где все смотрят на вас. Все зависит от того, где вы находитесь. – Согласен с вами. – Но он никогда не замечал взглядов в свою сторону. Теперь он видел, с каким интересом смотрят на Мелани и как прекрасно она владеет собой. – Прекрасное место. – Она вдохнула весенний аромат и повернулась лицом к солнцу. |
