Когда переправы были наведены, обстрелы прекратились и  на западный берег реки Онон потекли ручейки армии вторжения, генерал Куроки отнюдь не радовался. Перед ним лежали списки потерь в личном составе. Если брать общие цифры, то эти потери были приемлемы. Но это только если не начинать их анализировать.

На  пехотный батальон вместо тридцати офицеров теперь приходилось в среднем пять, на артиллерийский дивизион вместо одиннадцати - семь. Больше всех пострадали инженерные части, где в каждом батальоне оставалось не более трёх офицеров вместо положенных двадцати, а нижних боеспособных чинов -  не более двухсот из полагающихся по штату пяти сотен.

А впереди, судя по карте, после небольшого степного участка, от посёлка Ага и  вплоть до Читы тянулась изрезанная сопками и речушками лесистая местность, являясь раем для организации внезапных нападений и сущим адом для наступающих.

Обескураживающий эффект принесли карательные операции, в ходе которых погибшими, ранеными и пропавшими без вести  было потеряно уже почти три полных батальона пехоты и два эскадрона кавалерии. Даже с учётом десятка уничтоженных снайперов противника и пары сотен выловленных местных жителей, результат являлся строго отрицательным.

Одним словом, победа была явно пиррова. Генерал покрутил листок в руках, прошёлся по помещению станционного смотрителя, превращенному во временный штаб, зацепился взглядом за сопку, с вершины которой вёлся убийственный огонь по его солдатам и вызвал адъютанта:

- Запросите штаб о срочной отправке пополнения. Остро требуются командиры взводов, рот, батальонов, сапёры и далее -  всё по прилагаемому списку.

- Простите, сёкан, - поклонился адъютант, - связь с Харбином ещё вчера потеряна. Причины выясняются…

Причиной потери связи с Харбином был великий князь Александр Михайлович, одновременно атаковавший японский гарнизон с двух направлений - с юга от реки Сунгари и со стороны Владивостока. Ввиду численного превосходства противника штурм города решено было провести ночью, опираясь на добровольных проводников - жителей Харбина, бежавших накануне  от оккупационной армии микадо.

В заранее намеченный предрассветный час в местах дислокации японского гарнизона бухнули первые пристрелочные выстрелы. Корректировщики Первой Тихоокеанской бригады морской пехоты, как назвал свой отряд Александр Михайлович, заранее занявшие места на крышах и колокольнях,  отсемафорили поправки. После чего 16 орудий двух бронепоездов и 22 пушки кораблей амурской флотилии  начали непланово и бегло будить солдат японской армии.

Снайперы, прикрывавшие корректировщиков, не забывали о своём основном предназначении и усердно прореживали командный состав противника, прекрасно просматриваемый на фоне разгоравшихся пожаров. После часа непрерывного геноцида, на набережную реки Сунгари и на центральную станцию был выброшен десант. Корабли отправились захватывать мосты, а бронепоезда - блокировать возможный подход подкреплений.

Японские солдаты не были трусами. Офицеры были достаточно грамотны. Но что они могли сделать против тактики штурмовых групп Советской армии образца 1945 года с массированным использованием ручных гранат, пулемётов, снайперов  и десантных пушек Барановского, оказывающих непосредственную поддержку атакующим и имеющих оперативную радиосвязь между подразделениями.

За полгода, минувшие с первого знакомства князя с мемуарами героев Отечественной войны 1941-45 годов - генералов Чуйкова и Галицкого,  князь успел наизусть выучить их наставления, купленные потом и кровью в сражениях, которые дай Бог, удастся теперь предотвратить:

“За­щит­ни­ки Ста­лин­гра­да соз­да­ли штур­мо­вую груп­пу осо­бо­го ти­па. Она воз­ник­ла как ору­дие го­род­ско­го боя. Гиб­кая, мак­си­маль­но ма­нев­рен­ная, гроз­ная свои­ми сред­ст­ва­ми, эта груп­па про­шла ис­пы­та­ния и ак­тив­ной обо­ро­ны и на­сту­п­ле­ния.