Когда мы уже шли по темному длинному коридору я не удержался и задал вопрос:

— А тебе не кажется, что вот таким способом можно перевезти вообще все что угодно? — Залман задумчиво посмотрел на меня и ответил:

— Мне не кажется, я просто уверен в этом. Надо бы вашей СБ намекнуть, как здесь работает таможня, — он не знал, что за самолет удалось найти Андре, потому что до последней минуты был занят, искал того, кто отвечает за гараж Нейманов в Крегансе, чтобы получить к аэропорту машину. Я даже удивляться не стал тому факту, что у моего отца был гараж в Крегансе.

Рядом со мной плелся Гвэйн на поводке, чего требовали правила аэропорта, злобно посматривая по сторонам. Он с самого начала обозначил идею сопровождать мня в качестве волка абсурдной, полностью лишенной логики и здравого смысла, и надетый на него, вдобавок ко всему, поводок вовсе не улучшал его настроения.

Самолет с оригинальной надписью через весь борт стоял неподалеку от того места, откуда мы вышли на взлетное поле.

— Не нравится мне его вид, — я попятился обратно к той двери, из которой мы вышли. — А надпись вообще убойная. Особенно, если учесть, что она может соответствовать действительности.

— Мда, вот это корыто, — задумчиво проговорил Залман, схватив меня за шиворот, потащил к небольшому, местами покрытому свежей ржавчиной самолету. — Эй, командир, принимай пассажиров! — заорал он, подходя к этому ржавому раритету воздушного зодчества.

Дверь в боку самолета открылась, и на землю рухнул трап. В просвете показался мужик с заросшим черной бородой лицом и зажженной сигарой в зубах.

— А че так долго? Через десять минут нам коридор уже дадут, а вы телитесь. — Мы переглянулись и направились к трапу. Класс, с нас никто не спросил ни паспортов, ни даже именами не поинтересовался. — Так, стоп, а это кто у вас? — Мужик указал рукой с сигарой в сторону Гвэйна.

— Волк, и за него заплачено, — Залман уже забрался до середины трапа, но вынужден был остановиться.

— Верно, заплачено, — не стал отрицать мужик. — Пусть малец намордник на него наденет, тогда зайдете, а то он мне всех курей подавит.

— Каких курей? — я почувствовал, как на этот раз пячусь к выходу не самостоятельно, а это делает за меня Гвэйн.

— Восемь минут, время ту-ту, — мужик постучал пальцем по циферблату своих дешевых часов и кинул мне намордник весьма сомнительной чистоты. Делать было нечего, подхватив брошенную мне вещь, я принялся застегивать ее на Гвэйне, подозревая, что мне это в дальнейшем ой как аукнется. — Быстрее, поторапливайтесь.

Кое-как застегнув намордник на застывшем и выпучившем глаза Гвэйне, я бегом взобрался по трапу и оказался в салоне, где уже находился Залман. Мужик быстренько захлопнул за мной дверь, или как этот люк называется в самолетах, и побежал бегом в кабину пилота.

Обернувшись, он крикнул нам:

— Сядьте и уцепитесь за что-нибудь что ли, потрясет малость. Если зашибетесь, то моей вины нет, страховка не предусмотрена.

Я осторожно сел на обычную скамью и вцепился в нее обоими руками, Гвэйн растянулся на полу и закрыл глаза, а вокруг нас, занимая почти все свободное пространство, за исключением очень малой части, в которую с большим трудом поместились наши чемоданы, были расположены клетки, набитые самыми настоящими курицами.

Практически сразу же взревели заработавшие двигатели, и самолет затрясся как припадочный.

Когда мы взлетали, одна из клеток, стоящая сверху свалилась и сидевшие в ней куры запрыгали по салону, по мне, по Гвэйну, обходя стороной Залмана, в котором даже эти безмозглые птицы ощущали угрозу. Выйдя на разрешенную высоту и не развалившись при этом, самолет выровнялся, а пилот выскочил из своей кабины, видимо, включив автопилот, и принялся ловить птиц, оттоптав при этом мне ноги, а Гвэйну лапы.