Однажды Женя вернулся домой с Борей Заборовым. Его друг и художник попросил меня сшить такую же курточку. И тут я вынуждена была признаться, что шить не умею. Разве что разово и штучно, если случилось вдохновение. В 1982 году я все же сшила вторую и последнюю копию курточки «от Ленки». После этого наступила другая эпоха: «фарцы» и фирменных «шмоток». Женя вписался в нее органично, как во все новое. Но он всегда признавался, что черпает свои идеи из прошлого людей и сотворенных ими вещей. И я счастлива, что среди вспоминаемых им «творений» оказались и мои курточки.

Юбилей цирка

Минский цирк отмечал очередной юбилей. Публика собралась солидная, с пригласительными билетами, благодарная и своему начальству, и цирку за предоставленную возможность участвовать в грандиозном представлении. Все шло в соответствии с программой: клоуны смешили, гимнасты восхищали, цирковой оркестр подсказывал, выдавая напряженную дробь, когда нужно сосредоточиться, аплодисменты гремели.

Наконец, ведущий объявил выход солиста Государственного театра оперы и балета Чернобаева. Для исполнения арии Дон Кихота он выехал верхом на лошади.

Женька громко и безудержно захохотал.

Сидящие рядом гости начали шипеть, дескать, уймись, товарищ, или сейчас тебя выведут. А товарищ уже заливался слезами, показывая рукой на лошадь, и от смеха не мог произнести ни единого слова.

Лошадь остановилась в центре арены и закружилась на одном месте. Трос, спускающийся к микрофону из-под купола цирка, обвил шею Благородного Рыцаря. Одной рукой он держал лошадь под уздцы, другой сжимал микрофон и мужественно пел бравурную арию.

«Уводите лошадь!», — закричал придушенный собственным смехом Будинас.

Ария продолжалась.

«Да она же, бедняга, обосрется!», — не унимался он.

И лошадка не выдержала.

Она кланялась и какала, извинялась и снова какала, обкладывая арену по малому кругу, пока ее вместе с хрипящим в петле наездником не вывели за кулисы.

«Вот это был цирк!» — продолжал хохотать Будинас после представления, в то время как я плакала то ли от стыда, то ли от обиды на него.

Позже, когда юбилей остался далеко позади, я все же спросила, когда и как Будинас догадался, что произойдет с бедной лошадкой. Оказывается, понял сразу; «Только полные идиоты могли придумать этот номер и усадить артиста на лошадь с поднятым хвостом!»

Вождь своей страны

Строительные объемы к середине ноября были выбраны, поэтому работа закончилась. Поникшие и злые работяги слонялись по Светлому, не зная, куда себя деть. В условиях безработицы самой сложной оказалась проблема структурирования времени привыкших к ежедневной пахоте рабочих.

Школа, в которой я была директором, а Будинас, двадцатитрехлетний комиссар, подрабатывал учителем, перешла на круглосуточное дежурство. Начальство заняло позицию «реальной обстановки», с которой должен считаться каждый доброволец, прибывший по путевке ЦК ВЛКСМ, в том числе и комсомолец Будинас. А дальше, с их позиции глядя, крутись, комиссар, как хочешь, только не лезь в наши дела.

Но комиссар Будинас, естественно, продолжал лезть на рожон, настаивая на выдаче ему официальных полномочий, чтобы выбить из властных структур дополнительные объемы строительных работ, но получил категорический отказ. Его отношения с начальством перешли в противостояние со всеми вытекающими последствиями: конфликт стремительно приближался к грандиозному мордобою.