– Объясните мне: кто правит Шотландией? – сказал Рэморни.

– Король Роберт Третий, – ответил принц, приподняв шляпу. – И да будет ему дано подольше держать скипетр!

– Поистине так, и аминь, – отозвался Рэморни. – Но кто управляет Робертом и подсказывает доброму королю почти все его мероприятия?

– Милорд Олбени, хочешь ты сказать? – был ответ принца. – Да, что верно, то верно: мой отец чуть ли не во всем следует советам своего брата, и, по совести, мы не можем его порицать за это, сэр Джон Рэморни, потому что не много помощи получал он до сих пор от сына.

– Поможем же ему теперь, милорд, – сказал Рэморни. – Я владею страшной тайной… Олбени завел со мною торг, чтобы в сговоре с ним я отнял жизнь у вашего высочества! Он предлагает полное прощение всего прошлого, высокие милости на будущее.

– Что ты говоришь?.. Отнять у меня жизнь! Ты, верно, хотел сказать – корону? Да и это было бы нечестиво! Он и мой отец – родные братья, они сидели на коленях у одного отца… одна мать качала их у своей груди. Брось, слышишь! Каким нелепостям ты готов поверить в лихорадке!

– Поверить! – повторил Рэморни. – Для меня внове, что меня зовут легковерным. Но, искушая меня, Олбени взял в посредники такого человека, что ему поверит каждый, коль скоро речь пойдет о злом умысле… Даже лекарства, изготовленные его рукой, отдают ядом.

– Ну, этот раб оклевещет и святого, – возразил принц. – Тебя попросту одурачили, Рэморни, как ты ни хитер. Мой дядя Олбени честолюбив и не прочь закрепить за собой и своим домом такую долю власти и богатства, на какую он не вправе притязать. Но предположить, что он замышляет свергнуть с престола… или убить своего племянника… Фи, Рэморни! Не понуждай меня сослаться на старую поговорку, что творящий зло ждет зла и от других. Твои слова подсказаны тебе подозрением, а не твердой уверенностью.

– Вы роковым образом заблуждаетесь, ваше высочество! Но я этому положу конец. Герцога Олбени ненавидят за его жадность и корысть, а ваше высочество – вас, может быть, больше любят, чем…

Рэморни запнулся. Принц спокойно договорил за него – Меня больше любят, чем уважают? Это мне только приятно, Рэморни,

– Во всяком случае, – сказал Рэморни, – вас больше любят, чем боятся, а для принца такое положение вещей небезопасно. Но дайте мне слово рыцаря, что вы не разгневаетесь на меня, что бы я ни сделал ради вас как преданный слуга. Предоставьте мне вашу печать, чтобы я мог от вашего имени вербовать друзей, и герцог Олбени не будет больше пользоваться при дворе никаким влиянием вплоть до той поры, когда кисть руки, которая еще недавно заканчивала этот обрубок, не прирастет к телу и не начнет действовать по‑прежнему, подчиняясь приказам моего рассудка.

– Но ты не отважился бы омыть свои руки в крови короля, – строго сказал принц.

– О, милорд, ни в коем случае. Кровь проливать ни к чему. Жизнь может – нет, должна – угаснуть сама собой. Перестаньте подбавлять в светильник масло и отнимите у него заслон от ветра, и в нем угаснет дрожащий свет. Позволить человеку умереть не значит убить его.

– Верно… Я упустил из виду такой прием. Итак, допустим, мой дядя Олбени перестанет жить, – так, полагаю, нужно выразиться? Кто же станет тогда править Шотландией?

– Роберт Третий – с соизволения и при поддержке мудрого и почитаемого Давида, могущественного герцога Ротсея, правителя королевства и alter egonote 43, в чью пользу, надо полагать, добрый король, утомленный трудами и заботами державной власти, добровольно отречется от престола.