|
И веял Май – взвивной метой; Июнь – серьгою бирюзовой; Сентябрь – листвою золотой; Декабрь – пургой белоголовой. О лазулитовая лень, О меланитовые очи! Ты, колокольчик белый, – день! Ты, колокольчик синий, – ночи! Дышал граненый мой флакон; Меня онежили уайт-розы,[10 - Духи.] Зеленосладкие, как сон, Зеленогорькие, как слезы. В мои строфические дни И в симфонические игры, Багрея, зрели из зари Дионисические тигры… Перчатка белая в руке; Сюртук – зеленый: с белым кантом… В меня лобзавшем ветерке Я выглядел немного франтом, Умея дам интриговать Своим резвящимся рассудком И мысли легкие пускать, Как мотыльки по незабудкам; Вопросов комариный рой Умел развеять в быстротечность, И – озадачить вдруг игрой, — Улыбкой, брошенною… в вечность… Духовный, негреховный свет, —
– Как нежный свет снегов нездешних, Как духовеющий завет, Как поцелуи зовов нежных, Как струи слова Заратустр, —
Вставал из ночи темнолонной… Я помню: переливы люстр; Я помню: зал белоколонный Звучит Бетховеном, волной; И Благородное собранье,[11 - Зал Благородного собрания – московский концертный в 900-х годах.] — Как мир – родной (как мир весной), Как старой драмы замиранье, Как то, что смеет жизнь пропеть, Как то, что веет в детской вере…
2
На серой вычищенной двери Литая, чищеная медь…
Бывало: пламенная вьюга; И в ней – прослеженная стезь; Томя предчувствиями юга, Бывало, всё взревает здесь; В глазах полутеней и светов, Мне лепестящих, нежных цветов Яснеет снежистая смесь; Следя перемокревшим снегом, Озябший, заметенный весь, Бывало, я звонился здесь Отдаться пиршественным негам. |
