Как мир – родной (как мир весной),

         Как старой драмы замиранье,

         Как то, что смеет жизнь пропеть,

         Как то, что веет в детской вере…

2

         На серой вычищенной двери

         Литая, чищеная медь…

         Бывало: пламенная вьюга;

         И в ней – прослеженная стезь;

         Томя предчувствиями юга,

         Бывало, всё взревает здесь;

         В глазах полутеней и светов,

         Мне лепестящих, нежных цветов

         Яснеет снежистая смесь;

         Следя перемокревшим снегом,

         Озябший, заметенный весь,

         Бывало, я звонился здесь

         Отдаться пиршественным негам.

         Михал Сергеич Соловьев,

         Дверь отворивши мне без слов,

         Худой и бледный, кроя плэдом

         Давно простуженную грудь,

         Лучистым золотистым следом

         Свечи указывал мне путь,

         Качаясь мерною походкой,

         Золотохохлой головой,

         Золотохохлою бородкой, —

         Прищурый, слабый, но живой.

         Сутуловатый, малорослый

         И бледноносый – подойдет,

         И я почувствую, что – взрослый,

         Что мне идет двадцатый год;

         И вот, конфузясь и дичая,

         За круглым ласковым столом

         Хлебну крепчающего чая

         С ароматическим душком;

         Михал Сергеич повернется

         Ко мне из кресла цвета «бискр»;

         Стекло пенснэйное проснется,

         Переплеснется блеском искр;

         Развеяв веером вопросы,

         Он чубуком из янтаря, —

         Дымит струями папиросы,

         Голубоглазит на меня;

         И ароматом странной веры

         Окурит каждый мой вопрос;

         И, мне навеяв атмосферы,

         В дымки просовывает нос,

         Переложив на ногу ногу,

         Перетрясая пепел свой…

         Он – длань, протянутая к Богу

         Сквозь нежный ветер пурговой!

         Бывало, сбрасывает повязь

         С груди – переливной, родной:

         Глаза – готическая прорезь;

         Рассудок – розблеск искряной!

         Он видит в жизни пустоглазой

         Рои лелеемых эмблем,

         Интересуясь новой фазой

         Космологических проблем,

         Переплетая теоремы

         С ангелологией Фомы;

         И – да: его за эти темы

         Ужасно уважаем мы;

         Он книголюб: любитель фабул,

         Знаток, быть может, инкунабул,

         Слагатель не случайных слов,

         Случайно не вещавших миру,

         Которым следовать готов

         Один Владимир Соловьев…

         Я полюбил укромный кров —

         Гостеприимную квартиру…

         Зимой, в пурговые раскаты

         Звучало здесь: «Навек одно!»

         Весною – красные закаты

         Пылали в красное окно.