|
– Массива должен уйти из мира живых. – Здесь? В Риме? – Да. В ближайшие семь дней. Если Массива доживет до собрания, я ничего не успею. Но если не доживет… – Я сам убью его в таком случае, – заявил Бомилькар решительно. – Нет, нет. Убийца должен быть из римлян, – решительно возразил Югурта. – Твоя забота – отыскать такого убийцу. – Но, мой царь, я не знаю и не понимаю этой страны, – признался Бомилькар. – Как я найду нужного человека? Здесь никому невозможно верить. – Попроси своих агентов. Наверняка найдется хоть один, кому ты веришь. Бомилькар задумался на мгновение, дернул себя за короткую бородку. – Агеласт, – произнес он. – Марк Сервилий Агеласт. Человек, Который Никогда Не Улыбается. Его отец – римлянин, и сам он родился здесь, но в груди его бьется сердце матери-нумидийки. Он поможет нам. – Иди и сделай, – молвил Югурта совершенно по-римски и ушел в глубину сада. – Здесь? В Риме? – озадаченно переспросил Агеласт. – И быстро. Не позднее чем через неделю. Как только Сенат проголосует за Массиву, в Нумидии начнется гражданская война. Югурте не позволят уехать, ты же понимаешь. Даже если он захочет, гетулы не допустят этого… – Что за странная идея – искать в Риме наемного убийцу? – Это твоя забота, дружок, – сказал царский вельможа. – Не найдешь – сделай это сам. – Я не смогу, – буркнул Агеласт. – Да что ты говоришь! В таком большом городе обязательно найдется человек, способный убить за хорошее вознаграждение. – Конечно, это так. Например, половина здешних бедняков. Но я не вхож в их общество. Я не умею с ними общаться. Не могу же я подойти к первому попавшемуся оборванцу, позвенеть у него под носом золотом и попросить прирезать нумидийского царевича. – Почему? – Потому что ему куда проще выдать меня городскому претору, вот почему. – А ты сразу не плати. Покажи золото, для начала. Заплатишь потом, – посоветовал Бо-милькар. – Здесь все имеет свою цену, все можно купить. – Может быть, ты и прав, – задумчиво произнес Агеласт. – Что касается меня, то я не готов проверить твою теорию на практике. И переубедить его оказалось невозможно. Все говорили, что Субура – это настоящая клоака Рима, поэтому Бомилькар, одетый как можно менее приметно, направился в Субуру. Ни один раб его не сопровождал. Как всякого именитого гостя, его, конечно, предупредили, чтобы он никогда не ходил в долину северо-восточнее Римского Форума. Теперь он понял почему. Не потому, что аллеи Субуры были уже аллей Палатина, а здания здесь были такими же высокими, как на Виминале и верхнем Эсквилине. Нет. Что с первого же взгляда отличало Субуру – это люди. Их было куда больше, чем ко-гда-либо видел Бомилькар. Люди – повсюду. Они высовывались из тысячи окон, визгливо крича что-то друг другу. Они протискивались сквозь запрудившую тротуары толпу. Движение здесь было медленным, словно по улице ползла громадная змея. Эти люди вели себя грубо и агрессивно. Они плевали, мочились, освобождали кишечник, где только находили свободное место. Они были способны мгновенно затеять драку с любым, кто посмотрит на них косо. Везде жуткая грязь, повсюду потрясающая вонь. Перемещаясь из цивилизованного Арги-лета в Субурский коридор, как называлась центральная улица Субуры, Бомилькар был не в со-стоянии различить что-либо, кроме вони и грязи. Сквозь обшарпанные стены зданий нечистота просачивалась ручьями, как будто кирпичи и дерево, из которых были сложены здешние дома, лепились друг к другу грязью. Для чего было в прошлом году прилагать нечеловеческие усилия, спасая эти кварталы от огня? Бомилькар не переставал удивляться этому. |
