Изменить размер шрифта - +
Чертов ремень был прочным, но это был всего лишь стандартный поводок для тренировок, длиной ровно шесть футов, для данного случая маловато. Да и к тому же чем сильнее он тянул, тем глубже ошейник впивался ему в горло. Чтобы использовать его пыл, нужна была упряжь, — да-да, именно упряжь, которая сейчас преспокойно болталась на крючке у моей кухонной двери.

Боль в ребрах напомнила мне о веревке, на которой сидел Кайзер. Может, она привязана к дереву? Но ведь ножа-то у меня нет. Взяв висевший у дверей гаража фонарик, я потащила Рауди через газон и чуть было снова не споткнулась о веревку. Я приподняла ее, подергала и стала подбирать с земли. На том конце, что пристегивается к ошейнику, оказался металлический карабин. Другой конец был привязан не к дереву, а к прочному металлическому винтообразному колышку. Я вывинтила колышек из влажной земли, и мы с Рауди поспешили вернуться на свет.

Чтобы не поранить Рауди, тот конец веревки, на котором болтался колышек, следовало прикрепить к дверной ручке. Упряжь, которую я сварганила для Рауди из другого ее конца, с карабином, выглядела, прямо скажем, жалко. Хорошую упряжь делают из тканых ремней, а не из веревки. К тому же она, в отличие от той, что у меня получилась, должна быть с подкладкой. У каждой упряжи свое назначение: есть санная упряжь, закрепленная крест-накрест на спине у собаки, есть гоночная упряжь, есть упряжь для выступлений, а еще есть тягловая упряжь. Моей целью было соорудить хоть какую-нибудь, и в результате вышла странная конструкция, которая, к моему ужасу, грубо обвивалась вокруг груди, шеи и передних лап Рауди. Но если упряжь вообще окажется пригодной, то боль от резко впившихся в его тело веревок Рауди испытает всего лишь на несколько секунд, после чего дверь гаража приоткроется под его напором. Или отвалится дверная ручка. Или же ветхая мокрая веревка просто-напросто порвется. Даже совсем новенькая, она скорее подходила бы для сушки белья, а не для лазанья по горам. А тут Кайзер изо всех сил дергал ее, не раз пытаясь вырваться на свободу, да и погодные условия тоже не щадили. В нескольких местах она была связана узлами, а кое-где протерлась.

Конец веревки с металлическим колышком я привязала к наиболее прочной на вид дверной ручке гаража; опутанного противоположным концом Рауди я поставила спиной к гаражу, и сама встала за ним, ухватившись обеими руками за скользкую веревку. Помощь от меня в этом деле почти что никакая, но я твердо решила быть в одной упряжке со своим любимцем.

Дождик по-прежнему моросил, но грома и молнии больше не было, да и ветер совсем утих. Мокрая шерсть на спине Рауди мерцала передо мной в луче фонаря. Мой вымокший и линяющий пес сейчас представлял собой костлявое и нечесаное пугало, скорее похожее на косматого волка, чем на благородного маламута. Из-за дождя его белый пушистый хвост казался тоненьким и общипанным. Грязь облепила его лапы до самого брюха. И на этого тощего серого пса я сейчас возлагала все свои надежды.

— Тяни, Рауди! — крикнула я, пока самообладание еще не покинуло меня. — Тяни! — раздался мой слабеющий голос.

Когда он рванулся вперед, веревка натянулась и обожгла мои ладони, но дверь даже не скрипнула.

— Стоять! — приказала я.

Я выдохнула, и Рауди остановился. Он встряхнулся и обрызгал меня водой и грязью. Самым тяжелым грузом, который ему когда-либо приходилось тянуть, были сани с гладкими полозьями, которые беспрепятственно скользили по снегу. Его и в груженые-то сани никогда не впрягали, не говоря уже о мертвом грузе. И к тому же он не знал, что такое неудача. А теперь вот узнал. Но веревка не порвалась. Я снова схватилась за нее.

Слова, которые я нашептала на ухо Рауди, были те самые, которые Джек Лондон вложил в уста Торнтона, те, которые Торнтон прошептал своему великолепному псу Баку.

— Если любишь меня, — прошептала я. Повторив эту фразу громче, я продолжала уже от себя: — Если любишь меня, как я люблю тебя, Рауди.

Быстрый переход