– Да что ты о себе возомнила, а? Думаешь, то, что ты из органов, дает тебе особые привилегии? Вон с моего участка, я сказал! – Он выпучил глаза, жилы на его шее вздулись. Нельзя сказать, чтобы он выглядел загнанным в угол, скорее как человек, которому есть что скрывать.

– Я не хочу усложнять вам жизнь, профессор. Просто ответьте на мои очень простые вопросы, и все.

– Вон, вон отсюда сейчас же, или отвечать на вопросы будешь ты! Немедленно, я сказал! Убирайся вон!

Кристина развернулась и пошла к машине. За ее спиной громко хлопнула дверца «Рейндж Ровера». Значит, она задела Фергюсона за живое. Он явно не в восторге от того, что попал в поле зрения ФБР. Куда же он намылился и зачем?

Стайка красноплечих трупиалов пронеслась над ее головой и уселась на ближайшее дерево. Кристина села в машину, развернулась и поехала назад, в город. Пять минут спустя ей навстречу попался кремово-коричневый седан с ярко-синими огнями на решетке радиатора. За рулем сидел шериф Родни Бойнтон – Кристина разглядела через ветровое стекло его шляпу, когда машина проносилась мимо. Сотрудник правоохранительных органов мчится выручать из беды профессора. Между прочим, тот самый сотрудник, который, если верить Джо Макфэрону, участвует вместе с ним в расследовании убийства Наоми Винчестер. Макфэрон предупреждал ее, чтобы она зашла к Бойнтону. Он был на ее стороне. Не ставить местного шерифа в известность о своих намерениях было рискованно, но Кристина взвесила все за и против и решила, что сможет узнать больше, если появится в кампусе без предупреждения, хотя, конечно, понимала, что рано или поздно слухи о ней дойдут до Бойнтона. И вот это случилось.

* * *

Кристина потопала ногой. Туфли промокли насквозь; после обеда дождь полил с удвоенной силой, так что кожа ее светло-коричневых туфель стала темно-коричневой. Войдя в аудиторию Винклера – просторный зал с высоким потолком, – Кристина встряхнула за воротник свой плащ. Мимо шли люди, все складывали зонты и жаловались на непогоду. Было около 8 часов вечера. Свет в зале потускнел – значит, концерт вот-вот начнется. Кристина проверила свой плащ.

Слушатели были одеты прилично: мужчины в веселых весенних спортивных куртках и брюках, женщины в удобных брючных костюмах средней длины или юбках до середины икры. Кристина тоже выглядела вполне презентабельно – бежевая блузка, выстиранная вечером в раковине гостиничного номера, и темно-синий брючный костюм, отглаженный горничной. Из украшений лишь пара жемчужных сережек-капелек со старомодными резьбовыми креплениями, которые на двенадцатый день рождения подарила ей бабушка.

Кристина заняла место у выхода в последнем ряду амфитеатра. Билет она купила в последнюю минуту – на любое свободное место в самом дальнем ряду. Ничего, акустика в зале, кажется, близка к оптимальной. И, что особенно важно для следователя-криминалиста, сующего свой нос в дела кампуса, в конце зала она не привлечет к себе ничьего внимания.

Зазвучал «Бранденбургский концерт № 1» в переложении для четырех инструментов: гобоя, двух скрипок и виолончели. Эта часть была продолжением той, которую Кристина слышала накануне в кабинете профессора права. Она начиналась медленно, каждый инструмент дополнял другой в звуковом слиянии, увеличивая темп во второй части, прежде чем перейти к более медленной мелодической части, а затем снова усиливаясь до конца.

Пьеса буквально перевернула сознание Кристины, и это было для нее счастьем – Бах всегда оказывал исключительно благотворное влияние на ее темперамент. Сладкозвучная сложность аккордов затронула самые глубины ее сердца, и Кристина ощутила себя словно на залитой солнцем поляне в зеленом лесу, подле журчащего ручья. Она даже спросила себя – не в первый уже раз, – в чем может быть причина ее столь сильной духовной связи с Бахом. Упорядоченное, гармоничное звучание инструментов, чьи голоса органично сплетались друг с другом, сглаживало любые проблемы, которые могли возникнуть у нее за день, отметало все соображения, последовавшие за резким отказом Шеймаса Фергюсона ответить на ее вопросы.