Я вздохнул.

— Татвин дал бы мне людей, — сказал я.

Татвин был командиром гвардии отца Этельреда.

— Я был знаком с Татвином, — продолжал я.

— Знаю, что ты был с ним знаком. Я тебя тоже помню.

Эгберт говорил отрывисто, давая понять, что я ему не нравлюсь. Когда я был юношей, я несколько месяцев прослужил под началом Татвина. Тогда я был дерзким, амбициозным и высокомерным. Очевидно, Эгберт считал, что я все такой же, и, возможно, не ошибался.

Эгберт отвернулся, и я подумал, что разговор окончен, но он просто наблюдал за бледным, призрачным силуэтом, появившимся за лагерными кострами. Это была Этельфлэд. Она, очевидно, заметила наше возвращение и, завернувшись в белый плащ, сошла вброд на берег, чтобы выяснить, что мы делаем. Волосы ее не были уложены и золотыми спутанными локонами падали на плечи. С ней был отец Пирлиг.

— Ты не отправился вместе с Этельредом? — удивленно спросил я валлийского священника.

— Его светлость решил, что ему больше не нужны советы, — сказал Пирлиг, — поэтому попросил меня остаться здесь и молиться за него.

— Он не просил, — поправила Этельфлэд, — а приказал тебе остаться и молиться.

— Так и было, — согласился Пирлиг, — и, как ты видишь, я оделся для молитв. — Он был в кольчуге и с мечами у пояса. — А ты? — с вызовом спросил он меня. — Я думал, ты движешься к северной части города.

— Мы собираемся спуститься вниз по реке, — объяснил я, — и напасть на Лунден с пристани.

— Могу я отправиться с вами? — тут же спросила Этельфлэд.

— Нет.

Она улыбнулась, услышав резкий отказ.

— А мой муж знает, что ты делаешь?

— Узнает, моя госпожа.

Она снова улыбнулась, потом подошла ко мне и откинула полы моего плаща, чтобы прислониться ко мне. Этельфлэд натянула мой темный плащ поверх своего белого.

— Мне холодно, — объяснила она Эгберту, на лице которого читалось удивление и негодование.

— Мы старые друзья, — сказал я Эгберту.

— Очень старые, — подтвердила Этельфлэд, обхватив меня за талию и вцепившись в меня.

Эгберт не мог видеть ее рук под моим плащом. Я чувствовал золотые волосы у себя под подбородком, и то, как дрожит ее худенькое тело.

— Я считаю Утреда своим дядей, — сказала Этельфлэд Эгберту.

— Дядей, который собирается даровать победу твоему мужу, — заметил я, — но для этого мне нужны люди. А Эгберт не даст их мне.

— Не даст? — переспросила Этельфлэд.

— Он говорит — ему нужны все имеющиеся воины, чтобы охранять тебя.

— Дай ему твоих лучших людей, — обратилась Этельфлэд к Эгберту легким, приятным голоском.

— Моя госпожа, мне приказано… — начал возражать тот.

— Ты отдашь ему своих лучших людей! — Голос Этельфлэд внезапно стал суровым. Она сделала шаг в сторону, высвободившись из-под моего плаща и выйдя на резкий свет лагерных костров. — Я — дочь короля! — высокомерно проговорила она. — И жена олдермена Мерсии. Я приказываю тебе дать Утреду твоих лучших людей. Сейчас же!

Она говорила очень громко, и теперь все смотрели на нее. У Эгберта был оскорбленный вид, но он ничего не ответил, а просто упрямо выпрямился.

Пирлиг перехватил мой взгляд и хитро улыбнулся.

— Ни у одного из вас не хватает храбрости, чтобы сражаться рядом с Утредом? — вопросила Этельфлэд у наблюдавших за ней людей.