– Кто-то… – неуверенно начал я. – Кто-то уже пытался заказать его отца?

Скэриэл кивнул и медленно улёгся мне на колени.

– И что ты сделал? – Я нерешительно дотронулся до его волос, отчего Скэриэл зажмурился, как довольный кот.

– Соврал, что выполнил задание. Заказчик думает, что Уильям Хитклиф умрёт через год или полтора.

– Но что будет, когда обман раскроется?

– К этому времени сам заказчик умрёт, – довольно улыбнулся Скэриэл. Его голова покоилась на моих коленях, а я нежно гладил его по волосам, и этот момент показался мне самым интимным между нами.

– Ты не боишься, что кто-нибудь узнает о том, что ты не выполнил задание?

– Если узнают, то убьют меня. Пуля в лоб или ножом по горлу, – сонно проговорил Скэриэл. – Я не бессмертный. Мне, как переносчику смерти, не страшно умирать. И на моей могиле можно будет написать: «Прекрасный лицом, гнусный душою», как Карамзин писал про Фёдора Басманова, – зевнул он и добавил: – Это фаворит Ивана Грозного.

Я в очередной раз не понял, о ком он говорил, но сейчас меня это не тяготило. Кажется, отсутствие полноценного сна дало о себе знать.

– Ты правда красивый, – невольно проговорил я, продолжая гладить засыпающего Скэриэла.

– И душа у меня правда гнусная, – усмехнулся он, не открывая глаз.

XX

– Господин Готье, Кевин сейчас собирается уезжать, – приоткрыв дверь, тихо сообщила Сильвия. – Быть может, вы хотите попрощаться с ним?

Я притворился спящим, потому что не знал, как реагировать на это известие. Она постояла ещё секунд десять в дверях, раздумывая, разбудить меня или оставить всё как есть. Мысленно я молил, чтобы она поскорее покинула мою комнату. Сильвия вздохнула и прикрыла дверь, оставив меня один на один с тяжёлыми думами. Меня бросало в дрожь, и я не мог понять, было ли этому виной моё скверное состояние, ведь вечером я слёг с температурой, или мне просто стыдно, потому что увольнение Кевина оставалось на моей совести.

Часовая стрелка приближалась к девяти, а я целенаправленно прогулял сегодня лицей. В другие дни я и помыслить не мог, что пропущу занятия, даже если бы лежал на смертном одре, но вчерашний несправедливый поступок отца выбил меня из колеи. И всё же я хотел увидеться с Кевином и извиниться. Ни за что не прощу себе, если он оставит дом, не выслушав мои никчёмные извинения, которые, как мы оба понимали, ничего не изменят.

Я поднялся с чугунной головой. Ослабленное тело предательски дрогнуло, но я вылез из тёплой постели, натянул свитер и брюки, удачно попавшиеся под руку, затем выглянул в окно и увидел, что Кевин стоит у ворот и разговаривает с Сильвией, Кэтрин и Фанни. Рядом с ним стоял небольшой потрёпанный чемодан.

Я выбежал из комнаты настолько быстро, насколько позволяло моё состояние. К тому моменту, когда я оказался на улице, прошло, по моим ощущениям, не меньше часа, но, конечно, это было лишь моё воображение. Кевин выглядел поникшим, но героически пытался выдавить жалкое подобие улыбки; женщины открыто лили слёзы. Подойдя ближе, я заметил, что у Кевина тоже глаза на мокром месте.

– Господин Готье, – тихо ахнула Сильвия, как будто для неё моё появление было сравнимо с явлением Христа народу.

– Вы не дадите нам поговорить? – с надеждой спросил Кевин. Женщины понимающе кивнули и удалились.