Отец Сквожины отдал Богу душу, едва дочери сровнялось шестнадцать. Как сейчас Люкерде. Родной братец, жмот и прощелыга Станек, быстро выжил туповатую и некрасивую девку из дому, не дав ничего из отцового наследства. «Замуж все одно не возьмут – на кой тебе приданое?!» На прощанье Сквожина крепко, от души, приложила братца подвернувшимся под руку поленом, да и тот в долгу не остался: кулак у Станека был правильный, мужицкий. Помыкавшись, сирота вскоре прибилась к Ясевой корчме: полы мыть, воду таскать. Подай-прими, дура! Норов ее, склочный и неуживчивый с детства, с годами стал вдесятеро хуже. Всем девка хороша: на лице черти горох молотили, стать лошадиная, гонор сучий. Только здоровьем и наградил Господь: в лютые морозы в одной драной кацавейке к колодцу бегала, мешки трехпудовые таскала, дрова колола – дай Бог всякому. Помнится, по пьяни бондарь Зых ущипнул за ляжку, так потом до зимы за поясницу хватался, кособочился.

    Вся корчма потешалась.

    Однако же нашелся храбрец, кто не побоялся судьбу бондаря разделить. Вон, Каролинка цацками забавляется, мамкино счастье. Люди разное болтали, про безотцовщину, а до правды не дознались. Сквожина, едва о дочке спросят, воды в рот набирает. Обычно-то у нее язык – помело, сказанет – беги, отмахивайся. А тут – молчок. Могила. Точно так же Сквожина молчала, когда пороли ее рубежные охранцы, допытываясь: где Ендрих Сухая Гроза прячется? Ты, мол, при корчме, всех знаешь, все видишь – говори! У корчмаря свой интерес иметься может, а тебе что?

    Пороли-пороли, да и отступились. Решили, что вообще немая.

    – Господин Ендрих, позвольте мне осмотреть вашу ногу. По-моему, у вас вывих.

    – Лекарь? – без приязни покосился на юношу Сухая Гроза.

    – Ну… в некотором роде.

    – Валяй.

    Люкерда стыдливо отвернулась, когда Ендрих при помощи юноши начал стаскивать подшитые кожей штаны. Сквожина же, нимало не смутясь, нахально глазела на волосатые, слегка кривые ноги атамана.

    – Так и есть, вывих! – радуясь своей правоте, звонко сообщил юноша. – А кости целы. Вам повезло…

    – Не мели языком. Можешь вправить – вправляй. Скоро майнцы в корчму пожалуют.

    – Я бы попросил вас, господин…

    – Джакомо Сегалт к вашим услугам, молодой человек.

    – Не могли бы вы его подержать? Да, спасибо. А я займусь ногой. Сейчас будет больно…

    – Потерплю. Вправишь, малыш, – озолочу.

    Узкие пальцы юноши, проявив внезапную цепкость, обхватили вывернутую ногу Ендриха.

    – Ну, с Богом!

    Далее юноша действовал на удивление быстро и уверенно. Последовал короткий сильный рывок. Ендрих выругался сквозь зубы, и старый Джакомо на этот раз не стал его попрекать.

    – Ну, вот и все. Теперь надо забинтовать.

    Атаман шевельнул вправленной ногой, поморщился.

    – Ты гляди! Видать, и вправду у лекаря в подмастерьях ходил. Поройся в дальних тюках: там ткани. Бери любую, режь на перевязку. Вот нож, держи.

    Из первого вспоротого тюка на свет явилась дорогая парча. Юноше и присоединившемуся к нему Джакомо (последний отчаянно чихал от поднятой пыли) пришлось вскрыть еще три тюка, прежде чем они добрались до запасов крепкого льняного полотна.