– Сколько здесь у папы всего! А я и не знала… – Люкерда растерянно глядела на атамана. Тот не ответил, кряхтя от болезненной перевязки. И вдруг осекся, резко приложил палец к губам. Все в подвале затаили дыхание. Джакомо, вознамерившийся чихнуть в очередной раз, спешно зажал рот и нос ладонью; задушенно крякнул, содрогнувшись.

    Приглушенные шаги наверху, над головами. Смутно бубнят голоса. Скрипят, прогибаясь, доски.

    Прямо на запрокинутые лица сыплется мелкая труха.

    – Там, под потолком, – свистящий шепот Ендриха. – Видишь затычку? Вытащи. Только тихо!

    Джакомо с заметным усилием выдернул комок ветоши, затыкавшей крысиную нору или отдушину.

    – …поскакали?

    – Да к лесу, к лесу, куда ж еще?

    – Не врешь?!

    – Зачем мне врать, господин рыцарь! Разбойники – они разбойники и есть. Чистое разорение. К лесу, чет-нечет, погнали, логово там у них, проклятых…

    – А народ где? Почему корчма пустует?!

    – Так боятся людишки! Вы, мол, осерчаете, пороть велите. Попрятались…

    – Ох, хитрая ты бестия, корчмарь! Ладно, тащи вино, мясо, да смотри, шельма, самое лучшее подавай! Поднесешь тухлятину – велю корчму спалить, а тебя на воротах…

    – Самое лучшее, господин рыцарь! Сей момент!.. Беги, Мисюриха: винца, винца добрым господам, а я, чет-нечет, колбаски на сковородочку…

    Ендрих жестом показал, чтоб Джакомо сунул затычку на место.

    – Явились… Ничего, Ясь им глаза вином зальет, они и размякнут. Отсидимся. Ну что, малыш, самое время тебе шум поднимать, чтоб майнцы нас тепленькими взяли. А?

    Юноша снова дернулся, как от пощечины. Даже в зыбком свете свечи было видно, что на щеках его выступил румянец. Гнев? Стыд?!

    – Зря вы так, господин Ендрих…

    – Ах, извините-подвиньтесь! А кто нас продать грозился, когда его в схрон брать не хотели?

    – Это я с перепугу…

    – С перепугу он! У нас с доносчиками разговор короткий. Нож в брюхо и кишки на ветку. Рассказывай, чего ты с маркграфом Зигфридом не поделил?!

    – Я… – юноша смешался под устремленными на него пристальными взглядами. – Мне… мне в плен никак нельзя! Я к вашему князю шел, к Рацимиру Опольскому. Послушайте, отвезите меня во Вроцлав! Вы же можете! Вы наверняка все тропы знаете!..

    – У тебя что, золотых амулетов целый мешок? То-то князь обрадуется! Нам золото, ему – тебя. Последняя, значит, надежа!

    – Нет у меня амулетов. Один был – тот, что корчмарю отдал. А насчет надежды… Может, и ваша правда. Только на меня надежда и осталась. Не выстоять ополянам против майнцев…

    – Вы, молодой человек, сведущи в военном искусстве? – саркастически изломал бровь Джакомо Сегалт. – Стратег?! Полагаете, князь Рацимир назначит вас воеводой?

    – Вы смеетесь надо мной. Но я должен!.. я хочу передать князю вот это…

    Юноша раскрыл котомку, зашуршал тряпьем. На свет божий явилась шкатулка – потертая, о трех углах, расчерченная, наподобие трико фигляра, черно-красно-желтыми полями. Краска кое-где успела облупиться, края изрядно побиты.