— Колодка широкая или узкая?

Широкая, сэр, ответил я. Мог бы еще добавить, что, как говорил брат Майкл, у меня типичная африканская ступня — но промолчал. Поскольку думал вовсе не о брате Майкле и не о своих ногах, африканские они там или еще какие. И не о задании мистера Андерсона, жизненно важном для родины, хотя я, разумеется, всегда рад принести пользу моей стране и ее величеству. А о том, что как гром среди ясного неба на меня свалилась возможность сбежать да еще погрузиться на два дня в столь необходимую мне сейчас работу. Плюс две ночи одиночной медитации в шикарной гостинице, чтобы привести в порядок мою перекособоченную вселенную. Выковыривая сотовый из внутреннего кармана смокинга и прикладывая его к уху, я вновь вдохнул жаркие ароматы тела больничной медсестры — чернокожей африканки по имени Ханна, с которой мы безудержно занимались любовью с одиннадцати часов вчерашнего вечера по британскому летнему времени до моего отъезда час тридцать пять минут назад; торопясь на прием в честь Пенелопы, я не успел смыть эти ароматы под душем.

Глава 2

Я не из тех, кто верит в знамения, пророчества, фетиши или магию, белую или черную, хотя вы можете спорить на последние, что где-то в глубине моей души прячется эта вера, унаследованная от матери. И все же факт остается фактом: мой путь к Ханне был четко размечен флажками. Если б только я дал себе труд их заметить! Но вот же — не случилось.

Первый сигнал был зарегистрирован в понедельник вечером, перед вышеописанной роковой пятницей, в траттории “Белла Виста” на Баттерси-Парк-роуд, в нашей местной забегаловке, где я сидел в полном одиночестве, не испытывая удовольствия ни от явно вчерашних каннелони, ни от термоядерного кьянти. В целях самосовершенствования я принес с собой книгу Антонии Фрейзер “Кромвель, наш предводитель”, карманное издание в мягкой обложке. История Англии — слабое звено в моей кольчуге, и я стремился восполнить этот пробел под чутким руководством мистера Андерсона, который и сам прилежно изучал прошлое родного Альбиона. Траттория была почти пуста, за исключением еще двух столиков: за большим, в самом центре, шумела компания провинциалов, а маленький, на одного, в этот вечер занимал элегантно одетый тщедушный джентльмен, по виду человек свободной профессии, но уже вышедший на пенсию. Я обратил внимание на его ботинки: они сияли, начищенные до зеркального блеска. Еще со времен приюта у меня пунктик насчет ботинок.

Вообще-то в тот день я вовсе не собирался питаться вчерашними макаронами. Это была пятая годовщина нашей с Пенелопой свадьбы, а потому я пришел домой пораньше, чтобы приготовить ее любимое блюдо — кок-о-вен, для чего раздобыл бутылку лучшего бургундского и зрелый бри, который мне должным образом порезали на кусочки в соседнем гастрономе. Мне давно следовало бы привыкнуть к особенностям журналистской жизни, однако когда жена позвонила, поймав меня на горячем — я как раз облил куски курятины коньяком и поджег, — чтобы сообщить, что у кого-то из звезд футбола случился кризис в личной жизни и потому домой она придет не раньше полуночи, я отреагировал так, что потом сам себе удивлялся.

Нет, я не закричал на нее — я не скандалист. Я хладнокровный ассимилировавшийся британец светло-шоколадного оттенка. Сдерживаться я умею, и зачастую получше коренного населения. Трубку я положил аккуратно. Потом без долгих размышлений отправил курятину, бри и почищенную картошку в мусородробилку и нажал кнопку “Пуск”. Уж не знаю, как долго я на нее давил, но, строго говоря, значительно дольше, чем нужно, учитывая нежный возраст цыпленка и его мягкие косточки. Придя в себя, я обнаружил, что энергично шагаю на запад по улице Принца Уэльского с “Кромвелем” в кармане куртки.

За овальным столом посреди “Белла Виста” сидели шестеро: трое кряжистых мужчин в блейзерах и их дородные жены, явно привыкшие к хорошей жизни.