А надо — ходить?
Ксения. То — нигде нет его, то вдруг придёт! Как в прятки играешь. Отец-то крёстный — болеет, а тебе хоть бы что…
Лаптев. Заболеть надо мне, что ли?
Ксения. Все вы с ума сошли, да и других сводите. Понять нельзя ничего! Вон, слышь, царя хотят в клетку посадить, как Емельку Пугачёва. Врут, что ли, грамотей?
Лаптев. Всё возможно, всё!
Глафира. Аксинья Яковлевна, на минутку.
Ксения. Ну, что ещё? Покоя нет… о, господи… (Ушла.)
Шура (вбегает). Здравствуй!
Лаптев. Шурочка, в Москву еду, а денег нету — выручай!
Шура. У меня тридцать рублей…
Лаптев. Пятьдесят бы, а?
Шура. Достану.
Лаптев. Вечером, к поезду? Можно?
Шура. Да. Слушай: революция будет?
Лаптев. Да она же началась! Ты — что, газет не читаешь?
Шура. Я — не понимаю газет.
Лаптев. Спроси Тятина.
Шура. Яков, скажи честно: что такое Тятин?
Лаптев. Вот те раз! Ты же почти полгода ежедневно видишь его.
Шура. Он честный?
Лаптев. Да… ничего, честный.
Шура. Почему ты говоришь нерешительно?
Лаптев. Мямля он. Мутноватый такой. Обижен, что ли.
Шура. Кем?
Лаптев. Из университета вышибли со второго курса. Работает у брата, письмоводителем, а брат…
Шура. Звонцов — жулик?
Лаптев. Либерал, кадет, а они вообще жуликоваты. Деньги ты Глафире передай, она доставит.
Шура. Глафира и Тятин помогают тебе?
Лаптев. В чём?
Шура. Не финти, Яшка! Ты понимаешь. Я тоже хочу помогать, слышишь?
Лаптев (удивлён). Что это ты, девушка, как будто только сегодня проснулась?
Шура (гневно). Не смей издеваться надо мной! Ты — дурак!
Лаптев. Возможно, что и дурак, но всё-таки я хотел бы понять…
Шура. Варвара идёт!
Лаптев. Ну, я её не желаю видеть.
Шура. Идём… Скорей.
Лаптев (обняв её за плечи). В самом деле — что с тобой?
(Ушли, затворив за собой дверь.)
Варвара (слышит, как щёлкнул замок двери, подошла к ней, повертела ручку). Это ты, Глафира? (Пауза.) Там есть кто-нибудь? Таинственно… (Быстро уходит.)
(Шура тащит за руку Доната.)
Донат. Ну, куда ты меня, Шурок…
Шура. Стой! Говори: отца в городе уважают?
Донат. Богатого везде уважают. Озоруешь ты всё…
Шура. Уважают или боятся?
Донат. Не боялись бы, так не уважали.
Шура. А — любят за что?
Донат. Любят? Не знаю.
Шура. А — знаешь, что любят?
Донат. Его? Как сказать? Извозчики — как будто любят, он с ними не торгуется, сколько спросят, столько и даёт. А извозчик, он, конечно, другому скажет, ну и…
Шура (притопнув ногой). Ты смеёшься?
Донат. Зачем? Я правду объясняю.
Шура. Ты стал злой. Ты совсем другой стал!
Донат. Ну, где уж мне другим быть! Опоздал я.
Шура. Ты хвалил мне отца.
Донат. Я его и не хаю. У всякой рыбы своя чешуя.
Шура. Все вы — врёте.
Донат (понурясь, вздыхая). Ты — не сердись, сердцем ничего не докажешь.
Шура. Уходи! Слушай, Глафира… Ну, кто-то лезет… (Спряталась в драпировку.)
(Входит Алексей Достигаев, щёголь, в галифе, шведской куртке, весь в ремнях и карманах.)
Алексей. Вы всё хорошеете, Глаша.
Глафира (угрюмо). Приятно слышать.
Алексей. А мне — неприятно. (Встал на дороге Глафиры.) Не нравится мне хорошее, если оно не моё.
Глафира. Пропустите, пожалуйста.
Алексей. Сделайте одолжение. (Позевнув, смотрит на часы.)
(Входит Антонина, несколько позднее — Тятин.)
Шура. Ты, кажется, и за горничными ухаживаешь?
Антонина. |