Граф был наряден — собирался ехать во дворец. Анета, напротив, одета скромно — запахнута в большую шаль.
ГРАФ. Анета, будь благоразумна. Мало того, что тебе сюда приходить не следовало, так ты еще не ко времени. Видишь — я тороплюсь. Граф Орлов шефом Кавалергардского полка назначен, государыня его поздравляет — нельзя опаздывать!
АНЕТА. Насилу и сейчас к вам пробилась, ваше сиятельство.
ГРАФ. Послушай, будь умна, поди прочь — я потом к тебе приеду, поговорим. Право, недосуг!
АНЕТА. Потом вас и не дождешься! Мне ведь тоже недосуг! Того гляди, опростаюсь!
Тут она распахнула шаль и показала вздувшийся живот.
ГРАФ. Ну, ты только у меня тут не опростайся. В крестные, прости, не пойду — кабы ты замужняя была, другое дело.
АНЕТА. Да сам же ты мне и набил брюхо!
ГРАФ. Кто, я? Побойся Бога, при чем тут я? Мало ли с кем ты валялась?
АНЕТА. А вот Бог-то сверху все видел и знает — ни с кем не валялась, а дитя — твое, сердечный друг, ваше сиятельство! И мне сейчас рожать, кормить, а денег — ни гроша, кольца с рук сняла да в заклад снесла, и в театр мне ходу нет — там молодые пляшут...
ГРАФ. То-то и оно, что молодые! Да как ты додумалась в такие годы рожать неведомо от кого? Замуж идти надо было, пока звали!
АНЕТА. Ведомо от кого. Ваше дитя.
ГРАФ. Да с тобой только ленивый не спал!
АНЕТА. Я перед Богом грешна, а перед тобой — нет! Как ты ко мне, сударь, ездить стал, — никого более и не бывало.
ГРАФ. Да когда ж это я к тебе ездил?! Один раз, может, спьяну и завернул!
АНЕТА. Все соседи видали! Христом-Богом прошу — не дай погибнуть и дитя твое загубить! За квартиру третий месяц не плочено, от булочника мальчишка уже под дверью караулит, все только и домогаются — отдай деньги, отдай деньги!
ГРАФ. Так что ж ты дитя оставила? Вы, театральные девки, умеете дитя в чреве истреблять!
АНЕТА. А то и оставила... Не могла твое дитя губить!.. И коли вода к горлу подойдет — государыне в ноги брошусь! Она меня помнит! Она мне коробки конфектов посылала! Все расскажу! А соседи подтвердят!
ГРАФ. С ума ты сбрела! Кто тебя к государыне допустит?!
АНЕТА. А есть добрые люди! Христом-Богом прошу — дай сколько можешь!
ГРАФ. Пошла вон, дура. Чужих пригулков кормить не намерен. Или тебя взашей вытолкать?
АНЕТА. Я пойду! Я пойду! Да прямо отсюда — во дворец! И государыне, и графу Орлову в ноги брошусь! Будет тебе праздничек, сударь!
ГРАФ. Дура!
Он неожиданно развернулся и вышел. Анета кинулась в ту же дверь — но дверь оказалась заперта, тряси не тряси — не поддается.
АНЕТА. Запер! Запер!.. Ох, что же я наделала?! Погубит он меня тут... Вернется ночью, дворовым своим прикажет — и спустят меня вниз головой в Неву... Пропала я, пропала! И с младенчиком... А нет же! Убегу!.. К Лизке, она спрячет... Нет, у Лизки меня первым делом искать начнут... он мне теперь жить не позволит... И на квартиру людей пошлет... Куда ж деваться?..
Анета присела на табурет, задумалась.
АНЕТА. Знаю! На Петербургскую сторону... к своим!.. Там спрячут!.. Там свои!.. Туда, туда!.. Там сестрицы мои двоюродные, братики, там бабка еще жива, там не выдадут!.. Что — дверь?! Дурак! Мы, театральные девки, на восьмом месяце Венер пляшем, утянемся потуже — да и пляшем! Что же я — в окошко не уйду?!
Андрей Федорович, сопровождаемый ангелом, шел да и остановился.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Да вот же он, храм. Ты сколько уж лет Божью церковь стороной обходишь? Зайти бы да помолиться...
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. |