|
Коли ты — полковник Андрей Федорович Петров, живой и здоровый, то, стало быть, не случилось той ночи, когда полковника Петрова театральная девка ночью неведомо откуда помирающим привезла! И не за что тебе ее прощать. Но так распорядился Господь, что эта девка сейчас умирает, и умирает без покаяния. Улица безлюдна, народ не скоро сбежится, и о том, что она умирает, знаем только мы с тобой. Мне читать по человеку отходную, от его имени прощения у Бога просить, не положено. Остаешься ты.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Пусти...
Где-то вдали зазвучали стоны рожающей женщины.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. А не пущу. Хватит! Очнись! Ты сама себе правду придумала и десять лет в нее веришь, ты сама себе подвиг выбрала — по улицам бродить, под крышей не ночевать, молиться непрестанно. А коли Господь иного подвига требует ради твоей любви и веры? Как тогда быть? АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Нет у меня сил на иной подвиг. С меня и этого довольно...
Раздался невнятный шум голосов — Анету обнаружили люди. Пробилось несколько осмысленных слов: — Крови-то крови... — Отойдите, мужики... — Молись, милая, молись... АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Опоздали, люди добрые. Хорошо хоть, ребеночка есть кому принять. АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Ребеночка? АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Стало быть, так и не простишь? АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. А поделом ей! Поделом! Поделом! АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Ну вот и полегчало...
Андрей Федорович отвернулся.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Десять лет я этого дня ждал... Ну, что же, душа моя возлюбленная, давай уж правде в глаза поглядим. Если душа кается перед смертью — должен же кто-то ее услышать! АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Бог простит. АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Все на это уповаем. Но простит ли Господь того, кто сам не простил? Думаешь, раз у тебя такая непобедимая любовь, так ты уж всех выше и безгрешнее? Но ведь и у нее, у грешной Анютки, была любовь! Один-единственный миг чистой, бескорыстной любви за всю жизнь и был — той ночью, был, слышишь, был! А перед Господом он, может, десяти годам твоих скитаний равен — почем ты знаешь?
Ответа не было.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Жить ей осталось еще минут десять, не более. И сказано: кто простит — тому и прощение! А суд без милости — не оказавшему милости; милость превозносится над судом. Слышишь?
Андрей Федорович отвернулся и тяжело дышал. Страшная работа совершалась в нем.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Ты же сейчас либо двоих губишь, либо двоих спасаешь!.. Себя и его! Если не простишь сейчас ту грешницу — простит ли Господь того, ради кого страждешь? АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Сил моих на это нет... АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Вижу. И точно — не осталось у тебя более сил. Но только знаешь ли — не одна лишь вера, и прощение без дел также мертво. АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Знаю...
И тут раздался крик младенца.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Дитя родилось.
Андрей Федорович кинулся прочь.
Прасковья рукодельничала. Андрей Федорович без стука вошел в уютную комнатку и встал, запыхавшись.
ПРАСКОВЬЯ. Ты что, Андрей Федорович? АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Вот ты тут сидишь, чулок штопаешь, а не знаешь, что тебе сына Бог послал! Беги скорее на Смоленское кладбище!
Прасковья выронила рукоделье.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Беги, беги, беги, милая!..
Не говоря ни слова, Прасковья кинулась прочь, а Андрей Федорович рухнул перед образами на колени. |
