|
И прямо на глазах он превратился в комок нервов, в марионетку в руках у безумного кукольника. Перед Мегрэ дергалось и гримасничало мертвенно-бледное лицо с синюшными пятнами. Латыш смеялся! Но, смеясь и продолжая бесцельно двигаться, он постоянно прислушивался, наклонялся, словно хотел уловить некий шум внизу, у себя под ногами. Внизу находился номер Мортимера. - Придумано было здорово! - хрипло выкрикнул Латыш. - Вам ни за что не разобраться бы, если бы не случайность, говорю вам, скорее цепь случайностей! Он наткнулся на стену и застыл, привалившись к ней спиной в неестественной позе: количество выпитого было столь велико, что грозило отравлением, и у Латыша, наверное, разламывалась голова, потому что на лице его было написано страдание. - Ну, попытайтесь ответить мне, пока еще есть время, какой из Петерсов я? По-французски Петерс, Пьер, произносится почти как "питр" - шут, ведь так? Зрелище было одновременно омерзительное и печальное, комичное и ужасное. Латыш пьянел прямо на глазах. - Странно, что они не идут! Но они придут, и тогда!.. Ну-ка, угадайте - какой из Петерсов? Латыш внезапно изменил позу, обхватил голову руками, и гримаса физического страдания исказила его лицо. - Вам никогда не понять истории двух Петерсов... Вроде Каина и Авеля. Вы ведь, наверное, католик.. У нас на родине все протестанты, и мы живем по Библии... Но все зря. Я вот уверен, что Каин был добряком, этаким доверчивым парнем. А вот Авель... В коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась. Мегрэ был настолько взволнован, что ему пришлось стиснуть зубы, чтобы удержать в зубах трубку. В номер вошел Мортимер, он был в шубе, лицо оживленное, как у человека, который только что вкусно отобедал в приятной компании. Он принес с собой легкий аромат ликеров и дорогих сигар. Как только он оказался в гостиной, выражение его лица изменилось. Мортимер побледнел. Мегрэ заметил какую-то неуловимую асимметричность, которая придавала чертам американца выражение озабоченности. Было ясно, что он пришел с улицы. От складок его одежды веяло вечерней прохладой. Спектакль начал разыгрываться сразу с двух сторон. И Мегрэ кое-что недоглядел. Его больше интересовал Латыш, который, как только улеглось первое волнение, попытался взять себя в руки. Но время было упущено. Он слишком много выпил. Петерс чувствовал это сам и теперь делал отчаянные попытки призвать на помощь всю свою волю. Лицо его дергалось. Люди и предметы, должно быть, расплывались у него перед глазами. Стоило ему оторваться от стола, как он пошатнулся и чуть было не упал, но чудом сумел удержаться на ногах. - Дорогой Мор... - начал он. Он перехватил взгляд комиссара и совсем другим голосом выдавил: - Тем хуже, верно? Тем... Хлопнула дверь. Послышались быстрые удаляющиеся Шаги. Мортимер спешно ретировался. В то же мгновение Латыш рухнул в кресло. Мегрэ одним прыжком очутился у двери. Но прежде чем выскочить в коридор, он прислушался. Шаги американца уже растаяли в шумной суете отеля. - Я утверждаю, что вы этого добивались, - пробормотал Петерс заплетающимся языком: что он говорил потом, комиссар уже не сумел понять - говорил Латыш не по-французски. |
