|
Выстрелом миллиардеру практически снесло челюсть. На ее месте зияла красно-черная дыра. Рот, который не был больше ртом, неожиданно приоткрылся, оттуда вырвалось клокотанье и хлынула кровь. Никто ничего не понял - ни Мегрэ, ни врач, который, как выяснилось впоследствии, был профессором Боннского Университета, ни те несколько человек, что стояли ближе всего к умирающему. На шубе Мортимера лежал пепел от его сигары. Одна рука так и осталась разжатой, застыв с растопыренными пальцами. - Мертв? - спросил комиссар. Врач отрицательно качнул головой, и оба замолчали. Шум в коридоре стихал. Полицейский шаг за шагом оттеснял сопротивляющихся любопытных. Губы Мортимера сомкнулись и опять приоткрылись. Врач застыл и несколько секунд не двигался. Потом поднялся, словно стряхнув с себя тяжесть, и сказал: - Мертв, ja {да (нем.)}... Это было тяжело. На шубу убитого кто-то наступил, и на одной поле явственно отпечатался след ботинка. В дверном проеме возник и молчаливо застыл полицейский сержант с серебряными галунами. - Какие распоряжения? - Заставь выйти всех без исключения, - приказал Мегрэ. - Женщина вопит. - Пусть вопит. И Мегрэ застыл около камина, в котором так и не развели огонь. Глава 14 Корпорация "Угала" У людей каждой расы свой запах, которого не переносят представители других рас. Мегрэ открыл окно и беспрестанно курил, но запах продолжал раздражать его. Неужели его одежда успела им пропитаться, пока он был в гостинице "У Сицилийского короля"? Или так пахло на улице? Мегрэ начал ощущать этот запах уже тогда, когда хозяин гостиницы в черной ермолке приоткрыл перед ним окошечко на своей двери. Запах усиливался от этажа к этажу. В комнате Анны Горскиной он был особенно густ. Правда, там повсюду была разбросана еда. Куски дряблой колбасы отвратительного розового цвета, нашпигованной чесноком. На блюде - жареная рыба, плавающая в кислом соусе. Окурки русских папирос. Полдюжины чашек с остатками чая на донышке. Постельное белье казалось все еще влажным, от всего несло кислятиной, как в помещении, которое никогда не проветривается. Этот маленький серый полотняный мешочек Мегрэ нашел во вспоротом им матрасе. Из него выпало несколько фотографий и диплом. На одной из них была запечатлена неровно вымощенная уходящая под уклон улица, по обеим сторонам которой стояли старые дома с коньками на крышах: таких домов много в Голландии, только в отличие от них эти были выкрашены в ослепительно белый цвет, на фоне которого виднелись черные контуры окон, дверей, карнизов. На переднем плане - дом с вывеской, надпись на ней напоминала одновременно готический и русский алфавит: "Ул. Рютсеп, 6, Макс Йохансон, портной". Дом был большой. Над коньком возвышалась перекладина, несущая блок, предназначавшийся когда-то для загрузки зерна на чердак. Перед входной дверью - крыльцо с шестью ступеньками и железными перильцами. На крыльце вокруг маленького невзрачного серого мужчины лет сорока, который стоял с суровым и отрешенным видом - наверное, это был сам портной, - сгрудилась вся семья. Жена его в атласном платье, которое, казалось, вот-вот лопнет на ней, восседала на резном стуле. Она радостно улыбалась фотографу и только уголки губ были слегка опущены, чтобы выглядеть комильфо. |
