д.), а пытался подтвердить свойства натуры Петра III его поступками. Лишь однажды в депеше от 18 января 1762 г. Мерси перечислил несколько негативных свойств натуры: «…судя по известному пылкому образу мыслей государя, по его своенравным и вообще необузданным поступкам, в связи с его полным незнанием государственных дел… император не преминет дать заметить, что он не допустит ни возражений, ни отсрочки, ни какого бы то ни было ограничения или изменения в своем предложении. Необдуманные речи самого государя подтверждают еще более все сказанное, ибо он так мало обдумывает свойственное ему легкомыслие, что всего свободнее говорит о своих намерениях на общественных пирушках с своими фаворитами, или во время своих неумеренных ужинов».
Характерно, канцлер Воронцов тоже признавал за императором «неопытность в делах».
Заслуживает внимания одна существенная деталь: как мало потребовалось времени, чтобы Петр Федорович раскрыл свою подлинную суть. Цитированную выше депешу, как и все остальные, Мерси отправил 18 января 1762 г., то есть спустя менее четырех недель после восшествия на престол. В депеше, отправленной 10 января, Мерси писал о том, что император проявил «совершенно неожиданное краткое, мягкое обращение… в начале его царствования», когда он принимал поздравления в связи с овладением императорским скипетром: «Действительно, его величество встречает всех и каждого, как нельзя более ласково, старается (начиная с камергеров) отнять у всех страх и озабоченность, и дает обо всех только благоприятные отзывы».
В последующих депешах Мерси невозможно обнаружить даже намека на положительную оценку личности Петра III.
Впрочем, уже 10 января 1762 г. Мерси не обольщался относительно будущего поведения императора: «Высказанные им в первые дни своего царствования, мягкость и сдержанность, по моему мнению, не означают еще ничего существенного и постоянного. Приняв в соображение его ум, так мало упражнявшийся в серьезных занятиях и размышлениях, и постоянно руководствовавшийся предубеждениями, равно и его природный характер — упрямый, необузданный и вспыльчивый, надо сознаться, что хорошего ожидать трудно».
18 января: «…как трудно понять, не будучи личным свидетелем, сколько заключается бестолкового, неприличного в его речах, телодвижениях и во всем поведении».
15 февраля: «Самообольщение их государя не заставило его думать, что он для устройства и ведения своих предприятий не нуждается ни в чьем совете, не в чьей посторонней помощи».
26 февраля: «Император по своей безрассудности будет воображать, что устроил выгодный промен, если за уступку этих завоеваний прусский король согласится доставить ему некоторые удобства при выполнении его предприятий в Шлезвиге».
О том, что личные свойства натуры Петра III оказали огромное влияние на его трагическую судьбу, писал такой авторитетный исследователь, как В. А. Бильбасов, первым среди историков проследивший его жизненный путь и сумевший раскрыть его характер. Он писал: «Тупой, упрямый, невоздержанный, он, став самодержцем, искренне был убежден, что весь мир существовал единственно для удовлетворения его желаний, капризов, прихотей; он потерял способность правильно мыслить, стал действовать как самодур и до последней минуты был ослеплен своей властью, ей только доверял. Друзья, вполне ему преданные, лично заинтересованные в его благоденствии — прусский король Фридрих II и его послы граф Шверин и барон Гольц — видели опасность, предостерегали Петра III, желали спасти своего союзника даже против его воли и в бессилии отступают перед невозможной задачей».
Если из этой характеристики исключить такие резкие выражения, как «тупой», «самодур», то следует согласиться с оценкой Бильбасовым личных свойств характера императора, в которой преобладали безграничная вера в свою непогрешимость и вседозволенность, якобы свойственные абсолютному монарху. |