|
Петр кинулся к нему, схватил за уши, удивясь, глядел в глаза, несколько раз поцеловал. - В первую роту барабанщиком!.. Так и в батальоне оказалась у Алексашки своя рука. Когда дни стали коротки, гололедицей сковало землю, из низких туч посыпало крупой, - начались в слободе балы и пивные вечера с музыкой. Через Алексашку иноземцы передавали приглашения царю Петру: на красивой бумаге в рамке из столбов и виноградных лоз, - пузатый голый мужик сидит на бочке, сверху - голый младенец стреляет из лука, снизу - старец положил около себя косу. Посредине золотыми чернилами вирши: "С сердечным поклоном зовем вас на кружку пива и танцы", а если прочесть одни заглавные буквы - выходило "герр Петер". Только смеркалось, Алексашка подавал к крыльцу тележку об один конь (верхом Петр ездить не любил, слишком был длинен). Вдвоем они закатывались на Кукуй. Алексашка по дороге говорил: - Давеча забегал в аустерию, мин херц, - заказать полпива, как вы приказали, - видел Анну Ивановну... Обещалась сегодня быть беспременно... Петр, шмыгнув носом, молчал. Страшная сила тянула его на эти вечера. Кованые колеса громыхали по обледенелым колеям, в тьме не разглядеть дороги, на плотине воют голые сучья. И вот - приветливые огоньки. Алексашка, всматриваясь, говорил: "Левей, левей, мин херц, заворачивай в проулок, здесь не проедем..." Теплый свет льется из низких голландских окон. За бутылочными стеклами видны огромные парики. Голые плечи у женщин. Музыка. Кружатся пары. Трехсвечные с зерцалом подсвечники на стенах отбрасывают смешные тени. Петр входил не просто, - всегда как-нибудь особенно выкатив глаза: длинный, без румянца, сжав маленький рот, вдруг появлялся на пороге. Дрожащими ноздрями втягивал сладкие женские духи, приятные запахи трубочного табаку и пива. - Петер! - громко вскрикивал хозяин. Гости вскакивали, шли с добродушно протянутыми руками, дамы приседали перед странным юношей - царем варваров, показывая в низком книксене пышные груди, высоко подтянутые жесткими корсетами. Все знали, что на первый контраданс Петр пригласит Анхен Монс. Каждый раз она вспыхивала от радостной неожиданности. Анхен хорошела с каждым днем. Девушка была в самой поре. Петр уже много знал по-немецки и по-голландски, и она со вниманием слушала его отрывочные, всегда торопливые рассказы и умненько вставляла слова. Когда, звякнув огромными шпорами, приглашал ее какой-нибудь молодец-мушкетер, - на Петра находила туча, он сутулился на табуретке, искоса следя, как разлетаются юбки беззаботно танцующей Анхен, повертывается русая головка, клонится к мушкетеру шея, перехваченная бархоткой с золотым сердечком. У него громко болело сердце - так желанна, недоступно соблазнительна была она. |
