— Эта музыка может сжечь дом или… превратить нас всех в котов. Она слишком тихая и смешанная, чтобы что-то расслышать.
— У меня есть кое-что. Это может помочь, — Пенебригг вытащил плотно закупоренную склянку из черного одеяния.
Нат недовольно посмотрел на нее.
— Семена лунного шиповника? Вы носили их по Лондону?
— Лишь несколько. И я был осторожен.
Я уставилась на темное содержимое флакона.
— Я думала, Невидимый колледж хочет уничтожить семена лунного шиповника.
— Как правило, да, — сказал Пенебригг. — Но после споров мы решили немного оставить для экспериментов. Сэр Барнаби подумал, что мне стоит принести парочку и проверить твои силы. Насколько мы знаем, они могут оказаться полезными.
— Стоит ли это опасности? — резко спросил Нат.
— Увидим, — Пенебригг протянул флакон. — Милая, открой и скажи, слышишь ли ты что-нибудь.
Я очень осторожно вытащила пробку, отчасти боясь того, что я могу услышать.
— Да. Я слышу, — музыка была ясной, мелодия — сложной, но четкой.
Нат с тревогой посмотрел на меня, Пенебригг склонился, глаза горели за его очками.
— Так и думал сэр Барнаби. У него есть старый трактат о магии, где говорится, что многим Певчим сложно понимать музыку простых вещей. Песни предметов с магическими силами, как лунный шиповник, сильнее, их легче понять, — он уперся руками в колени. — Можешь сказать, о чем песня?
Боясь, что меня унесет музыкой, я осторожно слушала. К моему облегчению, песня лунного шиповника была не такой поглощающей, как та, которую я слышала на острове. Намеки значения вспыхивали в моей голове, пока я слушала, и я потрясенно подняла голову.
— Думаю, это песня для чтения разумов, — сказала я им.
Нат застыл.
— Так мы с сэром Барнаби и думали, — Пенебригг взволнованно потер руки. — Певчая, что может читать мысли, какой это ужас для Скаргрейва!
— И для всех, — пробормотал Нат.
— Она на нашей стороне, Нат, — сказал Пенебригг. — Не забывай.
Это Ната не успокоило.
Пенебригг повернулся ко мне.
— Конечно, мы не знаем, работает ли песня. Скажи, милая, споешь ли ты ее?
— Не знаю, — воспоминание о потере Норри было еще свежим. — Если я ошибусь…
— Но если не рискнуть, ничего и не достигнешь, — сказал Пенебригг. — Постарайся. Мы просим только этого. Но пой тихо. Скаргрейв запретил всю музыку, боясь, что так сможет скрыться Певчая, и мы не хотим привлекать внимание его шпионов. А днем у него всюду люди-шпионы.
Пой, и тьма тебя найдет.
— Ну, ну, милая. Не нужно так бояться. Окна закрыты, на улицах шумно, а соседка наша почти глухая. Если будешь петь тихо, вреда не будет.
Я посмотрела на него, а потом на Ната, настороженно глядевшего на меня.
Если Нат опасался, то опасения возникали и у меня. Но что мне делать? Они рассчитывали на меня. Как я спасу их, не узнав свои силы?
Я закрыла глаза, чтобы лучше слышать музыку. Нежная мелодия плясала в моей голове. Глубоко вдохнув для смелости, я очень тихо запела ее.
Когда я закончила, мгновение я не шевелилась, пытаясь ощутить что-то, кроме своих опасений и рвения. Ничего.
Я открыла глаза.
— Ты можешь читать наши мысли? — спросил Пенебригг. Нат рядом с ним напрягся, словно готовился к бою.
Я покачала головой.
— Ничего не изменилось.
Пенебригг был разочарован, как и я, но Нат не скрывал облегчения. |