Большая часть его лица скрывалась в тени.

– А если я потребую от тебя клятвы?

– Я готов поклясться.

Его губы слабо изогнулись.

– Ну давай, – ровно сказал он. – Я хочу, чтобы ты поклялся жизнью дочери Делилы, что не будешь мешать суду, а потом подчинишься любому его решению. Независимо оттого, каким оно будет.

Слова вырвались сами:

– Но ведь Калле – твоя дочь.

Взгляд Телека не дрогнул.

– Да, – натянуто согласился он, – и это ты скажешь Дел, если она попросит у тебя совета относительно будущего Калле.

Интересная получалась ситуация: таких договоров я еще не заключал. Я боялся, что Дел останется на острове с девочкой, покончив с нашей бродячей жизнью. Телек боялся того же, но по другой причине.

Поклясться было легко, но я почувствовал себя грязным.

Телек закрыл дверь.

– Я отведу тебя в дом Стиганда.

Старик мне не обрадовался. Он заговорил с Телеком на быстром стаккато Высокогорий. Телек отвечал мягко, спокойно, рассудительно, и в конце концов Стиганд согласился меня выслушать.

Мы уселись на корточки в его отделении. Его женщина спала, завернувшись в шкуры. Из глубин дома доносились храп, стоны наслаждения. Ненадолго заплакал ребенок, потом замолчал. Во сне тявкнула собака. Я бы предпочел беседовать в более уединенном месте, но не считая улицы, такого здесь, кажется, не существовало.

Телек вышел. Стиганд молчал, пока за Северянином не закрылась дверь, а потом жестом предложил мне начать.

Он был стар. Ночью, с распущенными волосами и одеялом, обернутым вокруг плеч, он казался совсем древним. Я рассматривал шрамы на его лице, неправильно сросшийся нос, рот, который с каждым годом терял все больше зубов. Днем, перед Дел, стоял сильный, хотя и не молодой воин. Сейчас, передо мной, сидел старик.

Я глубоко вздохнул.

– Дружба достойна уважения, – спокойно начал я. – Узы, связывающие детей, соратников, кайдинов, истойя надо беречь. Уважать. Они заслуживают глубокого и искреннего почтения.

Бледно-голубые глаза смотрели на меня. Он даже не моргнул. Да, старик был очень несговорчивым.

– Люди, которые много лет живут бок о бок, – продолжил я, – деля успехи и неудачи, становятся ближе, чем рожденные вместе дети. Но один из них должен умереть первым. Один всегда умирает первым, оставляя другого скорбеть.

Старик по-прежнему молчал.

– Его смерть была тяжелой. Но была ли ему нужна другая? Разве не так хотел окончить свой жизненный путь Балдур?

Губы Стиганда раздвинулись.

– Может о такой смерти мечтаю и я, – сказал он.

Я помолчал и кивнул.

– Но и ей нужна была его смерть, Стиганд. Чтобы отомстить за убийство всех ее родственников. За брата, проданного работорговцам. За потерю невинности в руках Северянина, который забыл о чести уже давно, чтобы наслаждаться жестокостью.

– Мы приютили ее, – сказал Стиганд. – Мы обучили ее мастерству. Мы даже оказали ей честь, предложив то, что не предлагали еще ни одной женщине.

– Вы не оказали ей честь. Вы предложили ей то, чего она заслуживала.

– Она отреклась от Стаал-Уста.

– У нее были другие обязательства.

– Она напоила меч кровью одного из нас…

– И теперь Балдур никогда не умрет.

Он так изумился, что открыл рот.

Я кивнул.

– Может вы и похоронили его тело в Стаал-Китра, но дух его живет в ее мече. Его учение живет в мече. Мудрость Балдура не исчезла, его мастерство не забыто.