– Но, конечно, не в том плане, в каком говорил Хоакин Коста…

– Еще бы не хватало.

– Но кое-что из этого имеет смысл.

Мухи вились над высокими бровями улыбающегося министра; неожиданно он дотронулся до руки Шуберта и сказал:

– Тебе было до смерти скучно на этом представлении, и ты решил: пойду-ка я пощекочу немножко нервы этому опереточному министру.

– Ну, не так, конечно…

Красный как рак, Рекасенс взглядом то молил прощенья у министра, то испепелял Шуберта.

– По правде говоря, мы почти незнакомы…

– Не открещивайся от меня, Рекасенс. Когда тебя арестовали, а у вас, у социалистов, в университете не было никакой организации, я разбрасывал листовки в вашу защиту.

– Вы, «китайцы», никогда не забываете предъявить счет.

– Какие китайцы?

– Китайцами мы называем коммунистов.

– Я уже больше не китаец. Я теперь независимый прагматик.

Министр, сохраняя академическую холодность, разглядывал Шуберта с любопытством антрополога. И остановил взбешенного Рекасенса:

– Не волнуйся, Рекасенс. Со мной случались вещи пострашнее.

– По сути говоря, мы очень провинциальны.

Шуберт подхватил:

– Жаль, что ушел наш друг, он много ездил, сейчас живет в Нью-Йорке. Тони Фисас. Вот это – настоящий ум.

– Тони Фисас?

Министр довольно улыбнулся.

– Не заметил его тут. Мы с ним разговаривали два дня назад в Мадриде. Я хочу, чтобы он провел в Саламанке симпозиум на тему «Технология. Новое наступление развитого капитализма».

– Слыхал, Вентура? Он знает Тони Фисаса. А с моим другом Вентурой вы не знакомы? На факультете он был еще известнее, чем Фисас, а теперь – лучший и единственный в Испании переводчик Томаса Де Куинси.

– Не имел удовольствия. Дело в том, что… Я только учусь быть министром, и мне даже полезна такая встряска, какую, например, устроил мне ты.

– По правде говоря, я шел сюда без всякого умысла.

– Думаю, мы можем воспользоваться этим перерывом и подойти поприветствовать Луиса Дориа.

– Хорошая мысль, Рекасенс.

Министр поднялся, Рекасенс – за ним, и министр протянул руку Шуберту.

– Если будешь в Мадриде, заходи ко мне в министерство, поговорим о затонувшем «Титанике».

И министр отбыл в сопровождении Рекасенса и квадратного человека. Шуберт показал Вентуре руку, которую пожал министр, и запечатлел на ней долгий поцелуй. Оставшиеся за столиком провожали взглядом группу, шествующую к столику Луиса Дориа. – Старик сделал удивленный вид, будто не сразу понял, что к чему. Потом поднялся и пожал руку Хавьера Соланы так, словно скреплял договор о нерушимой дружбе. Несколько фотоаппаратов со вспышками запечатлели это событие. Вентура, окончательно утвердившись в своем поражении, стал спускаться по ступеням, позади, в нескольких шагах, шел Шуберт и извинялся.

– Не пойму, что со мной случилось. Эти мадридцы меня раздражают.

– Он тебя проучил.

– Я сам сунул голову в петлю. Такие времена, а я лезу на рожон, да еще в присутствии Рекасенса и министра. Это вожжа, Вентура, время от времени мне вожжа попадает под хвост.

Когда рукопожатие Дориа с министром перевалило за минуту, кому-то взбрело в голову захлопать, и весь зал разразился аплодисментами. Жоан стоял и хлопал в ладоши, Мерсе улыбалась благостной улыбкой, в то время как Делапьер с Ирене самозабвенно целовались.

– Как ты думаешь, они мне это припомнят? Я круглый идиот. Именно теперь, когда я веду переговоры с правительством об одной работе по проблеме иммигрантов и лингвистической адаптации.