– Чего ты ждешь? Праздник кончился.

– Подходил Дориа и сказал: «Браво, Альберт. Великолепное «Молчание». Что он имел в виду?

– Они, наверное, знают. А может, издевался. Подумай только. Молчание. При чем тут молчание?

– Может, он говорил про исполнение Момпоу.

– Возможно.

Понукаемый Шубертом, Вентура прошел сквозь строй зевающих официантов, и не успел выйти на улицу, как тут же получил нагоняй. Жоан и Мерсе стояли у дверей и смотрели на все часы, какие только были в их распоряжении.

– Наконец-то. Что с тобой случилось?

– Совсем очумел, не мог оторваться от пианиста.

– А где Ирене? Делапьер?

– Делапьер исчез с кем-то, а Ирене – вот она.

Ирене сидела на краю тротуара, точно пышный белокурый цветок, сраженный алкоголем и временем, и, улыбаясь, тянула к ним растопыренную ладонь.

– Запахнись как следует, – посоветовал Шуберт Вентуре, который направлялся к Ирене. Вентура чувствовал, что холод проникает в грудь, и поднял воротник пиджака, а руки сунул в карманы. Потом выбрал, где почище, и сел рядом с Ирене на тротуар. Он обнял ее, пахнувшую лимоном и шампанским, а она вся съежилась, точно под одеялом, и прижалась к его чуть теплому телу.

– Вентура, я тебя люблю.

Он вынул руку из кармана, хотел погладить ее по щеке и почувствовал на ладони долгий поцелуй, а потом слезы – одну за другой.

– Я совсем пьяная, Вентура.

– Шуберт ждет тебя.

– Подождет. Знаешь, как он в один прекрасный день поступит со мной? Скажет: катись-ка ты с глаз моих подальше. Скажет, когда мне стукнет сорок, а сам уйдет с какой-нибудь своей ученицей, они жуткие, слушают его разинув рот, какие бы глупости он ни болтал, а я останусь одна, пожилая преподавательница из предместья, обязанная каждый год любить новую сотню детей, каждый год – новую сотню, каждый год – новую сотню, и дурацкие собрания дурацких преподавателей, таких же пожилых и таких же заезженных, как я сама. Знаешь, о чем говорят преподаватели на собраниях?

– А как же, я и сам был преподавателем. Некоторое время назад.

– Ты – совсем другой.

– Был другой.

– И другим остался. Мне всегда нравилось слушать тебя, еще с тех времен, когда ты «работал над нами» в университете. Так это называлось? Я помню, как ты нам рассказывал о переходе количества в качество и приводил для примера короткую работу Сартра.

– Боже мой! Неизбежно приходилось начинать с азов, с Адама и Евы.

– Разве этого мы ждали, на это надеялись?

– Не этого. Но все не так уж плохо.

– Дерьмо.

– У Тони Фисаса блестящее будущее. И у Жоана неплохо получилось. И у Мерсе.

– Тони сбежал. Просто-напросто смылся. А Жоан с Мерсе пусть утрутся тем, что имеют. Я завидую им только в одном – у них есть дети. Это Шуберт виноват. Он не хотел, чтобы у нас с ним были дети.

– И с другими не захотел.

– До других мне дела нет. Он говорит, что нынешние дети не доживут до старости. Как ты думаешь, это отговорка?

– Кто его знает.

– Ты смеешься надо мной?

– Нет, Ирене. Нет.

– Такими вещами на людях не занимаются.

Шуберт выбрал игривый тон, чтобы извлечь Ирене из объятий Вентуры.