– Пять минут молчания. Ну и борьбу придумали.

– Мужество надо возвращать понемногу, сеньор Бакеро.

– А ко мне, Кинтана, мужество, наверное, уже никогда не вернется. Вы-то еще молодые, мир на вашем веку еще не раз повернется так и эдак. А я все свое мужество потратил на войне. Что мне осталось? Один сын на войне погиб, другой – где-то тут, бог знает где. Зачем жить дальше? По мне, пусть Испания катится хоть к чертям собачьим, на здоровье. Знаете, мы с женой много лет близко знакомы с двоюродной сестрой сеньоры Пакиты, а эта женщина была в близких отношениях с Компанисом, мир его праху. Можете себе представить, что пришлось вынести бедной женщине. Недавно, несколько месяцев назад, мы ходили навестить ее и спросили, как дела, и она нам совершенно ясно сказала, что теперь тут никто и пикнуть не посмеет ни сегодня, ни завтра, что теперь тут никто пикнуть не посмеет еще много, много лет.

Старик в неприличном жесте выкинул руку вперед и, тотчас же согнув ее в локте, отбросил назад бумерангом в направлении собственного широко раскрытого щербатого рта.

– Надо есть, чтобы выжить, а все остальное – чушь.

– Как может держаться такой режим, когда вокруг – демократическая Европа? – спросил Кинтана, глядя на старика с улыбкой превосходства.

– Потерпите немного – и увидите. Во всяком случае, единственные, кто мог бы что-то сделать, – это русские или американцы. Но у русских своих дел полно, им надо восстанавливать страну, а американцы – те даже не знают, где она, эта Испания, находится.

– Верно, верно, – согласился Росель, как будто даже с удовольствием.

– Я знавал одного американца, так он считал, что Испания расположена около Марокко. Давно это было. Давно. В Париже.

– Вы были в Париже?

Девушки так заинтересовались Роселем, что сразу отошли от Кинтаны и встали по обе стороны от Альберта.

– Давно? А вы видели магазин Диора?

– Давно, несколько лет назад.

– Сеньор – пианист, – сообщил Андрес сеньоре Асунсьон и ее мужу. Те глядели на него и терялись в сомнениях: об их ли квартиранте идет речь, а если о нем, то может ли такой человек быть их квартирантом? Они считали, что пианист неотделим от пианино, а в их комнатушке то и другое вместе не помещалось.

– Он ищет пианино, хочет упражняться и снова выступать на концертах.

– Просто играть. Просто снова играть. Любое пианино.

– Пианино в нашем квартале? Нет, не найти. Поспрашивайте на улице епископа Лагуарда. Там есть дома с лифтом.

– Лифт – и пианино, какая тут связь, сеньор Бакеро?

– Есть связь. Пианино скорее можно найти в доме с лифтом, чем в таких домах, как наши, с узенькими лестницами и без света. Разве не так?

– Погодите-ка, есть пианино, – сказала сеньора Асунсьон и кинула на мужа загадочный взгляд.

– Где?

– В первом доме. У певицы, у той, что поет в сарсуэле, в театре трамвайной компании на улице Боррель. Сейчас как раз объявили «Песню эльзаски», я видела афишу на стене красильни.

– «Эльзаска» – сарсуэла композитора Герреро, – уточнил Андрес и продолжал: – Ее зовут Манон Леонард, не знаю, может, это ее сценическое имя, она живет в первом доме вместе с матерью. Действительно, у них есть пианино. Иногда она играет, но редко. Самого пианино я не видел. Может быть, она позволит играть на нем.

– Пианино не отдают просто так.

– Но раз она им не пользуется… Мы попробуем поговорить с ее матерью, а может, и с самой Манон Леонард.

– Никакая она не Манон и не Леонард.