Изменить размер шрифта - +
Лизавета Ивановна его прочитала. Письмо содержало в себе признание в любви: оно было нежно, почтительно и слово в слово взято из немецкого романа. Но Лизавета Ивановна по-немецки не умела и была очень им довольна.
       Однако принятое ею письмо беспокоило ее чрезвычайно. Впервые входила она в тайные, тесные сношения с молодым мужчиною. Его дерзость ужасала ее. Она упрекала себя в неосторожном поведении и не знала, что делать: перестать ли сидеть у окошка и невниманием охладить в молодом офицере охоту к дальнейшим преследованиям? -- отослать ли ему письмо? -- отвечать ли холодно и решительно? Ей не с кем было посоветоваться, у ней не было ни подруги, ни наставницы. Лизавета Ивановна решилась отвечать.
       Она села за письменный столик, взяла перо, бумагу -- и задумалась. Несколько раз начинала она свое письмо, -- и рвала его: то выражения казались ей слишком снисходительными, то слишком жестокими. Наконец ей удалось написать несколько строк, которыми она осталась довольна. "Я уверена, -- писала она, -- что вы имеете честные намерения и что вы не хотели оскорбить меня необдуманным поступком; но знакомство наше не должно бы начаться таким образом. Возвращаю вам письмо ваше и надеюсь, что не буду впредь иметь причины жаловаться на незаслуженное неуважение".
       На другой день, увидя идущего Германна, Лизавета Ивановна встала из-за пяльцев, вышла в залу, отворила форточку и бросила письмо на улицу, надеясь на проворство молодого офицера. Германн подбежал, поднял его и вошел в кондитерскую лавку. Сорвав печать, он нашел свое письмо и ответ Лизаветы Ивановны. Он того и ожидал и возвратился домой, очень занятый своей интригою.
       Три дня после того Лизавете Ивановне молоденькая, быстроглазая мамзель принесла записочку из модной лавки. Лизавета Ивановна открыла ее с беспокойством, предвидя денежные требования, и вдруг узнала руку Германна.
       -- Вы, душенька, ошиблись, -- сказала она, -- эта записка не ко мне.
       -- Нет, точно к вам! -- отвечала смелая девушка, не скрывая лукавой улыбки. -- Извольте прочитать!
       Лизавета Ивановна пробежала записку. Германн требовал свидания.
       -- Не может быть! -- сказала Лизавета Ивановна, испугавшись и поспешности требований и способу, им употребленному. -- Это писано, верно, не ко мне! -- И разорвала письмо в мелкие кусочки.
       -- Коли письмо не к вам, зачем же вы его разорвали? -- сказала мамзель, -- я бы возвратила его тому, кто его послал.
       -- Пожалуйста, душенька! -- сказала Лизавета Ивановна, вспыхнув от ее замечания, -- вперед ко мне записок не носите. А тому, кто вас послал, скажите, что ему должно быть стыдно...
       Но Германн не унялся. Лизавета Ивановна каждый день получала от него письма, то тем, то другим образом. Они уже не были переведены с немецкого. Германн их писал, вдохновенный страстию, и говорил языком, ему свойственным: в них выражались и непреклонность его желаний, и беспорядок необузданного воображения. Лизавета Ивановна уже не думала их отсылать: она упивалась ими; стала на них отвечать, -- и ее записки час от часу становились длиннее и нежнее. Наконец она бросила ему в окошко следующее письмо:
       "Сегодня бал у *** ского посланника. Графиня там будет. Мы останемся часов до двух. Вот вам случай увидеть меня наедине. Как скоро графиня уедет, ее люди, вероятно, разойдутся, в сенях останется швейцар, но и он обыкновенно уходит в свою каморку. Приходите в половине двенадцатого. Ступайте прямо на лестницу. Коли вы найдете кого в передней, то вы спросите, дома ли графиня. Вам скажут нет, -- и делать нечего.
Быстрый переход