Изменить размер шрифта - +
.. Потом покатилась навзничь... и осталась недвижима.
       -- Перестаньте ребячиться, -- сказал Германн, взяв ее руку. -- Спрашиваю в последний раз: хотите ли назначить мне ваши три карты? -- да или нет?
       Графиня не отвечала. Германн увидел, что она умерла.
       
      

    IV
      

    7 Mai 18**.
    Homme sans m?urs et sans religion!11)
    Переписка.
       
       Лизавета Ивановна сидела в своей комнате, еще в бальном своем наряде, погруженная в глубокие размышления. Приехав домой, она спешила отослать заспанную девку, нехотя предлагавшую ей свою услугу, -- сказала, что разденется сама, и с трепетом вошла к себе, надеясь найти там Германна и желая не найти его. С первого взгляда она удостоверилась в его отсутствии и благодарила судьбу за препятствие, помешавшее их свиданию. Она села, не раздеваясь, и стала припоминать все обстоятельства, в такое короткое время и так далеко ее завлекшие. Не прошло трех недель с той поры, как она в первый раз увидела в окошко молодого человека, -- и уже она была с ним в переписке, -- и он успел вытребовать от нее ночное свидание! Она знала имя его потому только, что некоторые из его писем были им подписаны; никогда с ним не говорила, не слыхала его голоса, никогда о нем не слыхала... до самого сего вечера. Странное дело! В самый тот вечер, на бале, Томский, дуясь на молодую княжну Полину ***, которая, против обыкновения, кокетничала не с ним, желал отомстить, оказывая равнодушие: он позвал Лизавету Ивановну и танцевал с нею бесконечную мазурку. Во все время шутил он над ее пристрастием к инженерным офицерам, уверял, что он знает гораздо более, нежели можно было ей предполагать, и некоторые из его шуток были так удачно направлены, что Лизавета Ивановна думала несколько раз, что ее тайна была ему известна.
       -- От кого вы все это знаете? -- спросила она смеясь.
       -- От приятеля известной вам особы, -- отвечал Томский, -- человека очень замечательного!
       -- Кто ж этот замечательный человек?
       -- Его зовут Германном.
       Лизавета Ивановна не отвечала ничего, но ее руки и ноги поледенели...
       -- Этот Германн, -- продолжал Томский, -- лицо истинно романическое: у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля. Я думаю, что на его совести по крайней мере три злодейства. Как вы побледнели!..
       -- У меня голова болит... Что же говорил вам Германн, -- или как бишь его?..
       -- Германн очень недоволен своим приятелем: он говорит, что на его месте он поступил бы совсем иначе... Я даже полагаю, что Германн сам имеет на вас виды, но крайней мере он очень неравнодушно слушает влюбленные восклицания своего приятеля.
       -- Да где ж он меня видел?
       -- В церкви, может быть, -- на гулянье!.. Бог его знает! может быть, в вашей комнате, во время вашего сна: от него станет...
       Подошедшие к ним три дамы с вопросами -- oubli ou regret?12) -- прервали разговор, который становился мучительно любопытен для Лизаветы Ивановны.
       Дама, выбранная Томским, была сама княжна ***. Она успела с ним изъясниться, обежав лишний круг и лишний раз повертевшись перед своим стулом. Томский, возвратясь на свое место, уже не думал ни о Германне, ни о Лизавете Ивановне. Она непременно хотела возобновить прерванный разговор; но мазурка кончилась, и вскоре после старая графиня уехала.
Быстрый переход