|
У ног каждого скелета лежали еще головы – возможно, они принадлежали тем, кого не удалось взять живыми, или же число 18 имело для племени какое‑то ритуальное значение. Скелеты и отдельные кости этих коррингартцев вместе с изодранной униформой, разломанными бластерами и разбитыми приборами были свалены в кучу у подножия столба. Вся эта куча выглядела обгорелой, и лишь наверху ее выделялись еще не тронутые огнем пробитые шлемы и изувеченные бластеры землян, а также ранец Эмили. Столб имел почти четыре метра в высоту; в верхней его части были проделаны девять сквозных горизонтальных отверстий, на разной высоте проходивших через центр. В каждое такое отверстие была продета крепкая прямая палка, концы которой торчали из столба на три фута в каждую сторону, напоминая спицы колеса; на концы палок были насажены деревянные бруски. Роберт окинул безнадежным взглядом искореженное оружие; в этот момент тупая страсть туземцев к разрушению злила его даже больше, чем их жестокость. «Впрочем, – подумал он мгновение спустя, – это не так уж и глупо. Вещь, предназначения и устройства которой ты не понимаешь, гораздо безопаснее уничтожить, чем пытаться использовать. В этом туземцы мудрее землян, хватающихся за любую опасную игрушку. Черт бы побрал всех достойных противников в мире! Вот сейчас бы прыгнуть, пару раз перекатиться – и бластер был бы у меня в руках...»
Еще несколько аборигенов вскарабкались по ременным петлям на спины слонобыков и втащили наверх пленников. Животные подошли вплотную к столбу с разных сторон. Роберта и Эмили подвесили за руки на противоположные концы одной палки. Слонобыки отошли в сторону, зато появились туземцы с охапками травы. Они свалили траву под ногами землян; один из воинов высек двумя камнями искру и зажег факел. В этот момент солнце, прекрасно видимое отсюда благодаря уходящей на запад прямой просеке, коснулось земли. Туземец с браслетами из желтых зубов на всех шести конечностях – очевидно, шаман или вождь – подал знак. Воин поджег траву. Туземцы разбрелись по поляне, садясь или опускаясь на средние конечности в предвкушении долгого зрелища. Музыканты затянули новую мелодию, тоскливую и протяжную, с резкими диссонирующими нотами; очевидно, она имела целью увеличить страдания обреченных. Трава разгоралась медленно и давала удивительно мало дыма, так что пока дискомфорт землян ограничивался лишь неудобной позой, но пилот понимал, что туземцы в своей первобытной жестокости специально предусмотрели это – пламя должно увеличиваться постепенно. – Роберт! – воскликнула Эмили тоном, которым в менее просвещенные времена обращались к богу. – У вас должны быть какие‑то идеи! – Увы, никаких, – мрачно отозвался пилот. – Если бы не эти бруски, можно было бы раскачаться и сорваться с палки. Но и в этом случае нас бы тут же подвесили обратно, и хорошо еще, если не вниз головой. – Ну почему эти ублюдки такие тупые! Неужели нельзя с ними договориться? Цивилизованный человек может столько предложить дикарю... – Только не такому, как эти. Им не нужны ни стеклянные бусы, ни бластеры. Все чужое может быть опасным, все опасное должно быть уничтожено. Принцип простой, но эффективный. – Но ведь должен быть какой‑нибудь выход! – Кто вам это сказал? Безвыходные положения встречаются на каждом шагу, а в Дальнем космосе тем более. Как сказал в старину один остроумный человек, жизнь ничем хорошим не кончается. – Но, Роберт, я не хочу умирать! – Я тоже, если вас это хоть немного утешит. Эмили снова начала всхлипывать. Роберт кусал губы, пытаясь укротить ужас, бившийся в нем под маской внешнего спокойствия. Он пытался отвлечься, переключить сознание на решение какой‑нибудь задачи... вспомнить нерешенную головоломку... придумать оригинальный каламбур... не лучше ли поискать выход? Но ведь его действительно нет, выхода. |
