Как будто турок не знал, что Джонсон и Комачо занимались душетрясением в то время, пока я находился в состоянии поражения всех гражданских прав! Знал, конечно, но инерция затяжной перебранки с Индианой еще не схлынула. И бес с ними обоими.
Выбор предстоял нелегкий.
Рядком построились восемь флуггеров совершенно шайтанского обличия.
«И как на этом летают?!»
Риторическая мысль.
Сантуш застолбил летуна с плоским, узким носом, малюсеньким фонарем кабины и связкой из шести двигательных гондол в корме. Короткие плоскости несли по два «горшка» одноразовых твердотопливных ускорителей. Еще пара помещалась в носу, причем их корпуса были снабжены сверхштатными дюзами сверху, снизу и спереди.
— Это для экстренного маневра в случае чего, — пояснил Комачо, как будто и так непонятно.
«Торпеда» была выкрашена в алый цвет и шикарно татуирована оскаленной тигриной пастью на обтекателе.
По снежному красавцу Дона Джонсона бегали мордатые золотые горностаи, и представлял он собой что-то немыслимое. Четыре плоскости «иксом» были усажены корпусами штурмовых ракет на консолях-манипуляторах. Флуггер сидел на единственном ускорителе, зато каком! В три четверти длины корпуса! Худой нос машины резко контрастировал с могучим крупом, где разместилось сразу восемь двигательных гондол.
Схожие устройства стояли и по соседству. Отличие лишь в том, что центропланы оставались нагими, полностью открытыми для пожеланий гражданина пилота — что хочешь, то и вешай! Количество консолей внушало ужас и уважение.
Пяти минут хватило, чтобы я понял важную вещь; нас такому не учили. И еще одну: если я хочу просто долететь до финиша, нечего и мечтать о подобном чудовище. И последнее: выучиться, привыкнуть, запомнить «экстры» и что с ними делать — я за неделю не успею. Точка.
Что я и озвучил.
Блюз отреагировал длинным, смачным плевком с последующим растиранием по палубе. Его тирада дала понять, что ему это все надоело, его самого на гонки не отпускают, какого черта и так далее. Нервничал мужик, и я его понимаю.
Комачо пожал плечами — мол, чем богаты.
Один Абдулла родил умную мысль, даже две.
Первая:
— Эй, малец, — Индиану он звал по-дружески именно так, — ты что плюешься, как верблюд?! Иди в каюте у себя плюйся! Я вентиляцию твою абал!
Вторая:
— Ты истребитель?! Зачем тогда нам мозга абал?! — Не знаю, что он имел в виду под последним словом. — Раз истребитель, лети на истребителе! Честное слово, как дети!
— Э-э-э… — сказал я, так как на столь очевидный совет ответить больше было нечего.
При этом перед моим мысленным взором пронеслись шеренги флуггеров из арсеналов «Алых Тигров». Куча стареньких РОК-12 «Сокол» и тяжелых «Рокотов», тоже изрядно в возрасте.
С «Соколами» я бы управился вполне себе, но на старичке никогда не угнаться за монстрами скорости. «Рокот» я представлял себе без подробностей, да и тяжеловата машинка. «Хаген» мой верный отпадал по той же базовой причине.
Итак, я ответил:
— Э-э-э… — после чего поведал собранию о своих сомнениях.
И тут ценное озарение постигло Индиану Блюза. Среди всеобщего замешательства раздался звучный хлопок ладони по лбу.
— Абдулла, а давай отдадим ему «Горыныча»?! Машина в порядке, а эксплуатировать ее нельзя — никто не умеет, да и запчастей не найти. Пусть летит на «Горыныче»! — И обращаясь ко мне: — Русский, ты с «Горынычем» справишься?
Справлюсь ли я с истребителем РОК-14 «Змей Горыныч»?! Знали бы вы, незамутненные дети Атлантической Директории, что я умею делать с любимым «Змеем»! После СВКА мне можно ампутировать мозжечок, погрузить в холодную гибернацию лет на двадцать, посадить в таком виде в «Горыныча», и я такое сумею!
Ваш верный повествователь впервые почувствовал, что, быть может, останется жив. |