Следующие дни были посвящены глубокой конверсии истребителя в гоночный болид.

Мы выдрали из него все лишнее, что превышало по весу сто граммов. Теплоизоляция, радиационная защита, система пожаротушения, абсолютно все встроенное вооружение, плюс управляющие контуры боевых систем, боевой радиолокационный комплекс, лазерные дальномеры, астроплатформа и так далее.

Истребитель похудел тонн на двадцать пять!

Зато под плоскости повесили сразу три пары одноразовых ускорителей, благо места хватало. По бокам кокпита установили еще два маневрово-тормозных модуля. Обтекатель украсила тридцатимиллиметровая броненасадка весом в тонну. По моему настоянию ее сварил лично Абдулла Али Илмаз.

— Ты что творишь, русо кабронито?! — возопил Комачо. — На хрена тебе эта штука?! Что это вообще?!

— Это таран, друг мой. Это таран.

На него я возлагал особые надежды. «Горыныч» машина прочная, так что…

День вылета настиг меня на борту «звездолета гарантии» вместе с потрясающим настроением. Гонки? Да по барабану! Кто их учил летать? А меня — капитан-лейтенант Булгарин!

Я вспомнил Станислава Сергеевича.

— Голубь ты мой сизокрылый! — орал он во время первого занятия на симуляторе. — С твоей реакцией надо в пинг-понг играть! Феноменальная реакция, только что ты в истребителях забыл?! Отчего ты такой тощий? Где мускулы?! С такой шейкой у тебя голова оторвется при первой перегрузке! Шея вот какая должна быть!

Он хлопал себя по загривку, которому мог позавидовать бык средних размеров. С тех пор я сильно изменился. Золотое правило Булгарина, «кормить и гонять», принесло свои плоды. Конечно, я да-а-алеко не Станислав Сергеевич и даже не Саша Пушкин из соседней группы, тоже уникально здоровый, но перегрузки выдержу. Любые.

Чтобы усугубить, я скушал сразу три таблетки сенокса, поливитаминный комплекс и направился в ангар. Времени до старта оставалось минут сто тридцать, то есть смело можно было задрыхнуть, но я вдруг вспомнил об одном неоконченном деле.

Итак, ангар, ряд флуггеров, включая мой, до неузнаваемости тюнингованный «Горыныч», и смешанная охрана из пехоты «Синдиката» и «Тигров».

Друг на друга смотрят чистыми зверьми, но к машинам никого не подпускают. А мне и не надо, мне только бы увидеть кое-кого и округлить один разговор, начатый еще в приснопамятном танц-притоне «Трансгрессия», что на Кастель Рохас, да так и не законченный.

Естественно, нужного человека не наблюдалось, он был умный и давил подушку в каюте. Я извлек трубку коммуникатора и учинил смотр сохраненным номерам.

«По идее корабельная сеть должна поддерживать внутренние вызовы. Может, попробую? Терять-то нечего».

Терять, в самом деле, было нечего. Я выделил нужный номер и нажал «вызов». Три длинных гудка.

— Ну? — раздалось в динамике.

— Не запряг, — ответил я. — Чарли, спускайся в ангар, надо поговорить.

— Мне с тобой говорить не о чем.

— Слушай, Небраска, мы с тобой неплохо ладили, так что поговорим о деньгах. Приходи, я жду.

Расчет был безошибочный. Чарли, как и все пираты бладовского воспитания, очень любил деньги, почитая их мерилом божественной милости.

Через пять минут Небраска стоял передо мной: руки в карманах, глаза прищурены, губы поджаты — прямо садово-парковая скульптура, аллегория Подозрительности.

— Ну?

— Чарли, помнишь, я спрашивал у тебя насчет гигантских звездолетов? Огромные синие штуки, которые дают в эфир крайне неприятный радиосигнал? Еще тогда, в «Трансгрессии», и после, на «Последнем Ковчеге».