– Ничего, справимся и без них. Слава Богу, глаза у нас пока целы, – отстраненно пробормотал Римо.
Пожав плечами, ученый подставил под окуляры микроскопа первое стеклышко с опилками. Никаких результатов – на стекле виднелась только древесная пыль, причем почти все пылинки оказались одинакового размера, словно в результате какого то точного процесса измельчения.
Со следующим образцом повторилось то же самое. На третьем также не обнаружилось ни малейших признаков насекомых.
Вюрмлингер уже менял очередное стеклышко, когда Римо вдруг с деланным равнодушием спросил:
– Интересно, что это за насекомое, у которого огромный рот и только один глаз в голове?
– Науке такие существа неизвестны, – откликнулся Вюрмлингер.
– Ну ка, взгляни. – Римо протянул энтомологу щепотку древесной пыли.
Вюрмлингер недоуменно взглянул на Римо. Нет, вряд ли он шутит. Ученый поместил пыль на лабораторное стекло, прикрыл ее другим стеклом и навел окуляр микроскопа.
Когда он настроил на резкость, его изумленным глазам предстала какая то живность, лежащая на боку. У нее было восемь согнутых ножек, что указывало на принадлежность к паукообразным, но были и крылья, что для паукообразных совершенно невероятно!
Взяв крошечный пинцет, Вюрмлингер стал осторожно переворачивать находку. С каждой секундой волнение у него в груди все нарастало. Наконец, ему удалось перевернуть его головой к окуляру.
– О Боже! – вырвалось у энтомолога, когда на него уставился огромный красный глаз.
– Ну, увидел? – спросил его Римо.
Вюрмлингер от волнения не мог вымолвить ни слова. Кадык у него на шее так и ходил ходуном. Он энергично потряс головой, но тут же отрицательно замотал ею из стороны в сторону – его высокоразвитый интеллект отказывался признать факт существования твари, лежавшей у него под микроскопом.
Но факт оставался фактом. У загадочного существа было сравнительно длинное серебристо зеленое тельце, похожее на тело скорпиона, восемь согнутых в суставах ножек с острыми коготками на конце и... пара стрекозиных крыльев! А вместо полагавшихся паукообразным десятков глаз или хотя бы пары фасеточных, как у мухи или пчелы, над овальным ртом, полным острейших, словно у акулы, зубов, красовался один единственный красный глаз!
– Это совершенно новый вид насекомых! – пролепетал Вюрмлингер. – Невероятно! Абсолютно новый! Я войду в историю, как первооткрыватель!
– Честь открытия принадлежит мне! – скрипучим голосом произнес Чиун.
– Вы являетесь членом какого нибудь научного общества? – поспешно спросил Вюрмлингер, недоверчиво глядя на старого корейца.
– Нет.
– Тогда вы не можете претендовать на роль настоящего первооткрывателя, а я – один из ведущих специалистов в энтомологии, к тому же открытие было сделано в моей лаборатории. Следовательно, именно я открыл... – тут он надолго замолчал, задумчиво глядя себе под ноги. – «Люскус вюрмлинги»! – воскликнул он через пару минут. – Да, именно так я назову этот новый вид насекомых!
– Ты собираешься дать этой уродливой твари свое имя? – фыркнул Римо.
– Она не уродливая! Она... очень своеобразная! В переводе это значит «одноглазый Вюрмлингер».
– Одноглазый? Как медицинский зонд?
Не обращая внимания на слова Римо, энтомолог схватил трубку висевшего на стене телефона.
– Надо срочно сообщить об открытии своим коллегам, пока кто нибудь из них случайно тоже не наткнулся на это насекомое где нибудь в полевых условиях! – лихорадочной скороговоркой выпалил он.
Не говоря ни слова, Римо резко сдернул телефонный аппарат со стены и сунул его в руки обалдевшего ученого. Глядя на порванные провода, тот промычал лишь что то нечленораздельное. |